Other Translations: Deutsch , English , Srpski
From:
Majjhima Nikāya 12 Мадджхима Никая 12
Mahāsīhanādasutta Большое наставление о львином рыке
Evaṁ me sutaṁ—Так я слышал.
ekaṁ samayaṁ bhagavā vesāliyaṁ viharati bahinagare aparapure vanasaṇḍe. Однажды Благословенный проживал возле Весали в роще, что к западу от города.
Tena kho pana samayena sunakkhatto licchaviputto acirapakkanto hoti imasmā dhammavinayā. И в то время Сунаккхатта, сын Личчхави, не так давно оставил эту Дхамму и Винаю.
So vesāliyaṁ parisati evaṁ vācaṁ bhāsati: В собрании [людей] из Весали он делал такое утверждение:
“natthi samaṇassa gotamassa uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso. «У отшельника Готамы нет каких-либо сверхчеловеческих состояний, какого-либо отличия в знании и видении, достойного благородных
Takkapariyāhataṁ samaṇo gotamo dhammaṁ deseti vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānaṁ. Отшельник Готама учит Дхамме, выдуманной [собственным] размышлением, следуя собственному вопрошанию по мере того, как оно происходит в нём.
Yassa ca khvāssa atthāya dhammo desito so niyyāti takkarassa sammā dukkhakkhayāyā”ti. [Однако] когда он учит кого-либо [этой] Дхамме, это ведёт того, кто практикует её, к полному уничтожению страданий».
Atha kho āyasmā sāriputto pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya vesāliṁ piṇḍāya pāvisi. И тогда, утром, достопочтенный Сарипутта оделся, взял чашу и внешнее одеяние и пошёл в Весали за подаяниями.
Assosi kho āyasmā sāriputto sunakkhattassa licchaviputtassa vesāliyaṁ parisati evaṁ vācaṁ bhāsamānassa: Он услышал, как Сунаккхатта, сын Личчхави, делает такое утверждение в собрании [людей] из Весали.
“natthi samaṇassa gotamassa uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso.
Takkapariyāhataṁ samaṇo gotamo dhammaṁ deseti vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānaṁ.
Yassa ca khvāssa atthāya dhammo desito so niyyāti takkarassa sammā dukkhakkhayāyā”ti.
Atha kho āyasmā sāriputto vesāliyaṁ piṇḍāya caritvā pacchābhattaṁ piṇḍapātapaṭikkanto yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ nisīdi. Ekamantaṁ nisinno kho āyasmā sāriputto bhagavantaṁ etadavoca: Походив по Весали за подаяниями, вернувшись с хождения за подаяниями, после принятия пищи он отправился к Благословенному и, поклонившись ему, сел рядом и рассказал Благословенному о том, что говорил Сунаккхатта.
“sunakkhatto, bhante, licchaviputto acirapakkanto imasmā dhammavinayā.
So vesāliyaṁ parisati evaṁ vācaṁ bhāsati:
‘natthi samaṇassa gotamassa uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso.
Takkapariyāhataṁ samaṇo gotamo dhammaṁ deseti vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānaṁ.
Yassa ca khvāssa atthāya dhammo desito so niyyāti takkarassa sammā dukkhakkhayāyā’”ti.
“Kodhano heso, sāriputta, sunakkhatto moghapuriso. [Благословенный ответил]: Сарипутта, этот заблудший человек Сунаккхатта зол
Kodhā ca panassa esā vācā bhāsitā. и говорит свои слова из злобы.
‘Avaṇṇaṁ bhāsissāmī’ti kho, sāriputta, sunakkhatto moghapuriso vaṇṇaṁyeva tathāgatassa bhāsati. Думая о том, чтобы обесчестить Татхагату, он в действительности лишь восхваляет его.
Vaṇṇo heso, sāriputta, tathāgatassa yo evaṁ vadeyya: Ведь это является похвалой Татхагате, когда кто-либо говорит о нём:
‘yassa ca khvāssa atthāya dhammo desito so niyyāti takkarassa sammā dukkhakkhayāyā’ti. «Когда он учит кого-либо Дхамме, это ведёт того, кто практикует её, к полному уничтожению страданий».
Ayampi hi nāma, sāriputta, sunakkhattassa moghapurisassa mayi dhammanvayo na bhavissati: Сарипутта, этот заблудший человек Сунаккхатта никогда не сможет сделать обо мне вывод в соответствии с Дхаммой:
‘itipi so bhagavā arahaṁ sammāsambuddho vijjācaraṇasampanno sugato lokavidū anuttaro purisadammasārathi, satthā devamanussānaṁ, buddho bhagavā’ti. «Этот Благословенный – тот, кто достиг совершенства, полностью просветлённый, совершенный в знании и поведении, высочайший, знаток миров, непревзойдённый вожак тех, кто должен обуздать себя, учитель богов и людей, просветлённый, благословенный».
Ayampi hi nāma, sāriputta, sunakkhattassa moghapurisassa mayi dhammanvayo na bhavissati: И он никогда не сможет сделать обо мне вывод в соответствии с Дхаммой:
‘itipi so bhagavā anekavihitaṁ iddhividhaṁ paccanubhoti—ekopi hutvā bahudhā hoti, bahudhāpi hutvā eko hoti; āvibhāvaṁ, tirobhāvaṁ; tirokuṭṭaṁ tiropākāraṁ tiropabbataṁ asajjamāno gacchati, seyyathāpi ākāse; pathaviyāpi ummujjanimujjaṁ karoti, seyyathāpi udake; udakepi abhijjamāne gacchati, seyyathāpi pathaviyaṁ; ākāsepi pallaṅkena kamati, seyyathāpi pakkhī sakuṇo; imepi candimasūriye evaṁmahiddhike evaṁmahānubhāve pāṇinā parimasati parimajjati; yāva brahmalokāpi kāyena vasaṁ vattetī’ti. Этот Благословенный – тот, кто владеет различными видами сверхъестественных сил: будучи одним, он становится многими, будучи многими, он становится одним; он появляется; он исчезает; он беспрепятственно проходит сквозь стены, бастионы, горы, как если бы он шёл сквозь пустое пространство; он ныряет и выныривает из земли, как если бы она была водой; он ходит по воде и не тонет, как если бы вода была сушей; сидя со скрещенными ногами, он летит по воздуху, как крылатая птица; своей рукой он касается и ударяет даже солнце и луну – настолько он силён и могущественен; …так влияет на тело, что достигает даже мира Брахмы»
Ayampi hi nāma, sāriputta, sunakkhattassa moghapurisassa mayi dhammanvayo na bhavissati: И он никогда не сможет сделать обо мне вывод в соответствии с Дхаммой:
‘itipi so bhagavā dibbāya sotadhātuyā visuddhāya atikkantamānusikāya ubho sadde suṇāti—dibbe ca mānuse ca, ye dūre santike cā’ti. «За счёт элемента божественного уха, очищенного и превосходящего человеческое, Благословенный слышит оба вида звуков: божественные и человеческие, далёкие и близкие».
Ayampi hi nāma, sāriputta, sunakkhattassa moghapurisassa mayi dhammanvayo na bhavissati: И он никогда не сможет сделать обо мне вывод в соответствии с Дхаммой:
‘itipi so bhagavā parasattānaṁ parapuggalānaṁ cetasā ceto paricca pajānāti—«Этот Благословенный знает умы других существ, других личностей, направив на них свой собственный ум.
sarāgaṁ vā cittaṁ sarāgaṁ cittanti pajānāti, Он различает ум с жаждой как ум с жаждой,
vītarāgaṁ vā cittaṁ vītarāgaṁ cittanti pajānāti; а ум без жажды – как ум без жажды.
sadosaṁ vā cittaṁ sadosaṁ cittanti pajānāti, Различает ум со злобой как ум со злобой,
vītadosaṁ vā cittaṁ vītadosaṁ cittanti pajānāti; а ум без злобы – как ум без злобы.
samohaṁ vā cittaṁ samohaṁ cittanti pajānāti, Различает ум с заблуждением как ум с заблуждением,
vītamohaṁ vā cittaṁ vītamohaṁ cittanti pajānāti; а ум без заблуждения – как ум без заблуждения.
saṅkhittaṁ vā cittaṁ saṅkhittaṁ cittanti pajānāti, Различает сжатый ум как сжатый ум,
vikkhittaṁ vā cittaṁ vikkhittaṁ cittanti pajānāti; а отвлечённый ум – как отвлечённый ум;
mahaggataṁ vā cittaṁ mahaggataṁ cittanti pajānāti, возвышенный ум как возвышенный ум,
amahaggataṁ vā cittaṁ amahaggataṁ cittanti pajānāti; а не-возвышенный ум – как не-возвышенный ум;
sauttaraṁ vā cittaṁ sauttaraṁ cittanti pajānāti, различает ум, который можно превзойти, как ум, который можно превзойти,
anuttaraṁ vā cittaṁ anuttaraṁ cittanti pajānāti; а непревзойдённый ум – как непревзойдённый ум;
samāhitaṁ vā cittaṁ samāhitaṁ cittanti pajānāti, сосредоточенный ум как сосредоточенный ум,
asamāhitaṁ vā cittaṁ asamāhitaṁ cittanti pajānāti; а несосредоточенный ум – как несосредоточенный ум;
vimuttaṁ vā cittaṁ vimuttaṁ cittanti pajānāti, Понимает освобождённый ум как освобождённый ум,
avimuttaṁ vā cittaṁ avimuttaṁ cittanti pajānātī’ti. а не-освобождённый ум как не-освобождённый ум».
Dasa kho panimāni, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalāni yehi balehi samannāgato tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Сарипутта, у Татхагаты есть эти десять сил Татхагаты, обладая которыми, он занимает место быка-вожака стада, рычит своим львиным рыком на собраниях, приводит в движение колесо Брахмы
Katamāni dasa? Какие десять?
Idha, sāriputta, tathāgato ṭhānañca ṭhānato aṭṭhānañca aṭṭhānato yathābhūtaṁ pajānāti. Татхагата понимает в соответствии с действительностью возможное как возможное, а невозможное как невозможное.
Yampi, sāriputta, tathāgato ṭhānañca ṭhānato aṭṭhānañca aṭṭhānato yathābhūtaṁ pajānāti, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. И это сила Татхагаты, которая есть у Татхагаты, обладая которой, он занимает место быка – вожака стада, рычит своим львиным рыком на собраниях, приводит в движение колесо Брахмы.
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato atītānāgatapaccuppannānaṁ kammasamādānānaṁ ṭhānaso hetuso vipākaṁ yathābhūtaṁ pajānāti. Далее, Татхагата понимает в соответствии с действительностью результат свершения предпринятых действий в прошлом, будущем, настоящем в плане возможностей и причин.
Yampi, sāriputta, tathāgato atītānāgatapaccuppannānaṁ kammasamādānānaṁ ṭhānaso hetuso vipākaṁ yathābhūtaṁ pajānāti, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Это также сила Татхагаты… …
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato sabbatthagāminiṁ paṭipadaṁ yathābhūtaṁ pajānāti. Далее, Татхагата понимает в соответствии с действительностью пути, ведущие во все уделы.
Yampi, sāriputta, tathāgato sabbatthagāminiṁ paṭipadaṁ yathābhūtaṁ pajānāti, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. И это сила Татхагаты…
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato anekadhātunānādhātulokaṁ yathābhūtaṁ pajānāti. Далее, Татхагата понимает в соответствии с действительностью мир с его многочисленными и разнообразными элементами.
Yampi, sāriputta, tathāgato anekadhātunānādhātulokaṁ yathābhūtaṁ pajānāti, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Это также сила Татхагаты …
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato sattānaṁ nānādhimuttikataṁ yathābhūtaṁ pajānāti. Далее, Татхагата понимает в соответствии с действительностью разнообразие в предрасположенностях существ.
Yampi, sāriputta, tathāgato sattānaṁ nānādhimuttikataṁ yathābhūtaṁ pajānāti, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Это также сила Татхагаты …
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato parasattānaṁ parapuggalānaṁ indriyaparopariyattaṁ yathābhūtaṁ pajānāti. Далее, Татхагата понимает в соответствии с действительностью диспозицию качеств других существ, других личностей.
Yampi, sāriputta, tathāgato parasattānaṁ parapuggalānaṁ indriyaparopariyattaṁ yathābhūtaṁ pajānāti, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Это также сила Татхагаты …
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato jhānavimokkhasamādhisamāpattīnaṁ saṅkilesaṁ vodānaṁ vuṭṭhānaṁ yathābhūtaṁ pajānāti. Далее, Татхагата понимает в соответствии с действительностью загрязнение, очищение и выход [к более высокому состоянию] в отношении джхан, освобождений, сосредоточений и медитативных достижений.
Yampi, sāriputta, tathāgato jhānavimokkhasamādhisamāpattīnaṁ saṅkilesaṁ vodānaṁ vuṭṭhānaṁ yathābhūtaṁ pajānāti, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Это также сила Татхагаты …
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati. Далее, Татхагата вспоминает свои многочисленные прошлые жизни – одну жизнь, две жизни, три жизни, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира [вспоминая:] «Там у меня было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был срок моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь у меня также было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был срок моей жизни. Умерев там, я появился здесь». Так он вспоминает свои многочисленные прошлые жизни в подробностях и деталях»
Yampi, sāriputta, tathāgato anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo …pe… iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Это также сила Татхагаты …
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti. Далее, за счёт божественного глаза, очищенного и превосходящего человеческий, Татхагата видит смерть и перерождение существ. [Он видит] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти достойные существа, что имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорблявшие благородных, придерживавшиеся неправильных воззрений и действовавшие под влиянием неправильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в состоянии лишений, в плохих местах, в погибели, даже в аду. Но эти достойные существа, что имели хорошее поведение телом, речью и умом, не оскорблявшие благородных, придерживавшиеся правильных воззрений и действовавшие под влиянием правильных воззрений, с распадом тела, после смерти, родились в благих местах, даже в небесном мире». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, Татхагата видит умирающих и перерождающихся существ. [Он видит] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками».
Yampi, sāriputta, tathāgato dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti. Idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Это также сила Татхагаты …
Puna caparaṁ, sāriputta, tathāgato āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati. Далее, за счёт уничтожения пятен [умственных загрязнений] Татхагата здесь и сейчас входит и пребывает в незапятнанном освобождении ума, освобождении мудростью, реализовав эти состояния для себя посредством прямого знания.
Yampi, sāriputta, tathāgato āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati, idampi, sāriputta, tathāgatassa tathāgatabalaṁ hoti yaṁ balaṁ āgamma tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Это также сила Татхагаты, которая есть у Татхагаты, обладая которой, он занимает место быка – вожака стада, рычит своим львиным рыком на собраниях, приводит в движение колесо Брахмы.
Imāni kho, sāriputta, dasa tathāgatassa tathāgatabalāni yehi balehi samannāgato tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. У Татхагаты есть эти десять сил Татхагаты, обладая которыми, он занимает место быка – вожака стада, рычит своим львиным рыком на собраниях, приводит в движение колесо Брахмы.
Yo kho maṁ, sāriputta, evaṁ jānantaṁ evaṁ passantaṁ evaṁ vadeyya: Сарипутта, когда я знаю и вижу так, то если кто-либо скажет обо мне:
‘natthi samaṇassa gotamassa uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso; «У отшельника Готамы нет каких-либо сверхчеловеческих состояний, какого-либо отличия в знании и видении, что достойно благородных.
takkapariyāhataṁ samaṇo gotamo dhammaṁ deseti vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānan’ti, Отшельник Готама учит Дхамме, выдуманной [только лишь своим] размышлением, следуя собственному рассмотрению по мере того, как оно происходит в нём» –
taṁ, sāriputta, vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye. если он не оставит этого утверждения, этого состояния ума, не оставит этого воззрения, тогда, как если бы его туда затянули силой, он окажется в аду.
Seyyathāpi, sāriputta, bhikkhu sīlasampanno samādhisampanno paññāsampanno diṭṭheva dhamme aññaṁ ārādheyya, evaṁ sampadamidaṁ, sāriputta, vadāmi. Подобно тому, как монах, наделённый нравственностью, сосредоточением, мудростью, здесь и сейчас мог бы владеть окончательным знанием, то и в этом случае [с Сунаккхаттой] я говорю, что
Taṁ vācaṁ appahāya, taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye. если он не оставит этого утверждения, этого состояния ума, не оставит этого воззрения – тогда, как если бы его туда затянули силой, он окажется в аду.
Cattārimāni, sāriputta, tathāgatassa vesārajjāni yehi vesārajjehi samannāgato tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. Сарипутта, у Татхагаты есть эти четыре вида неустрашимости, обладая которыми, он занимает место быка – вожака стада, рычит своим львиным рыком на собраниях, приводит в движение колесо Брахмы.
Katamāni cattāri? Какие четыре?
‘Sammāsambuddhassa te paṭijānato ime dhammā anabhisambuddhā’ti. Tatra vata maṁ samaṇo vā brāhmaṇo vā devo vā māro vā brahmā vā koci vā lokasmiṁ sahadhammena paṭicodessatīti nimittametaṁ, sāriputta, na samanupassāmi. Я не вижу какого-либо основания, на котором какой-либо отшельник, жрец, дэва, Мара, Брахма или кто-либо в мире мог бы в соответствии с Дхаммой обвинить меня: «Хоть ты и заявляешь, что ты полностью просветлённый, всё же ты не полностью просветлён в отношении этих вещей».
Etamahaṁ, sāriputta, nimittaṁ asamanupassanto khemappatto abhayappatto vesārajjappatto viharāmi. Поскольку я не вижу ни одного подобного основания, я пребываю в сохранности, бесстрашии, неустрашимости.
‘Khīṇāsavassa te paṭijānato ime āsavā aparikkhīṇā’ti. Tatra vata maṁ samaṇo vā brāhmaṇo vā devo vā māro vā brahmā vā koci vā lokasmiṁ sahadhammena paṭicodessatīti nimittametaṁ, sāriputta, na samanupassāmi. Я не вижу какого-либо основания, на котором какой-либо отшельник, жрец, дэва, Мара, Брахма или кто-либо в мире мог бы в соответствии с Дхаммой обвинить меня: «Хоть ты и заявляешь, что ты тот, кто уничтожил пятна [умственных загрязнений], всё же, ты не уничтожил эти пятна».
Etamahaṁ, sāriputta, nimittaṁ asamanupassanto khemappatto abhayappatto vesārajjappatto viharāmi. Поскольку я не вижу ни одного подобного основания, я пребываю в сохранности, бесстрашии, неустрашимости.
‘Ye kho pana te antarāyikā dhammā vuttā, te paṭisevato nālaṁ antarāyāyā’ti. Tatra vata maṁ samaṇo vā brāhmaṇo vā devo vā māro vā brahmā vā koci vā lokasmiṁ sahadhammena paṭicodessatīti nimittametaṁ, sāriputta, na samanupassāmi. Я не вижу какого-либо основания, на котором какой-либо отшельник, жрец, дэва, Мара, Брахма или кто-либо в мире мог бы в соответствии с Дхаммой обвинить меня: «Те вещи, которые ты назвал препятствующими, на самом деле не могут воспрепятствовать тому, кто пускается в них».
Etamahaṁ, sāriputta, nimittaṁ asamanupassanto khemappatto abhayappatto vesārajjappatto viharāmi. Поскольку я не вижу ни одного подобного основания, я пребываю в сохранности, бесстрашии, неустрашимости.
‘Yassa kho pana te atthāya dhammo desito, so na niyyāti takkarassa sammā dukkhakkhayāyā’ti. Tatra vata maṁ samaṇo vā brāhmaṇo vā devo vā māro vā brahmā vā koci vā lokasmiṁ sahadhammena paṭicodessatīti nimittametaṁ, sāriputta, na samanupassāmi. Я не вижу какого-либо основания, на котором какой-либо отшельник, жрец, дэва, Мара, Брахма или кто-либо в мире мог бы в соответствии с Дхаммой обвинить меня: «Когда ты обучаешь Дхамме кого-либо, она не ведёт того, кто её практикует, к полному уничтожению страданий».
Etamahaṁ, sāriputta, nimittaṁ asamanupassanto khemappatto abhayappatto vesārajjappatto viharāmi. Поскольку я не вижу ни одного подобного основания, я пребываю в сохранности, бесстрашии, неустрашимости.
Imāni kho, sāriputta, cattāri tathāgatassa vesārajjāni yehi vesārajjehi samannāgato tathāgato āsabhaṁ ṭhānaṁ paṭijānāti, parisāsu sīhanādaṁ nadati, brahmacakkaṁ pavatteti. У Татхагаты есть эти четыре вида неустрашимости, обладая которыми, он занимает место быка – вожака стада, рычит своим львиным рыком на собраниях, приводит в движение колесо Брахмы.
Yo kho maṁ, sāriputta, evaṁ jānantaṁ evaṁ passantaṁ evaṁ vadeyya: Сарипутта, когда я знаю и вижу так, то если кто-либо скажет обо мне:
‘natthi samaṇassa gotamassa uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso, takkapariyāhataṁ samaṇo gotamo dhammaṁ deseti vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānan’ti, «У отшельника Готамы нет каких-либо сверхчеловеческих состояний, какого-либо отличия в знании и видении, что достойно благородных. …»
taṁ, sāriputta, vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye. если он не оставит этого утверждения, этого состояния ума, не оставит этого воззрения, тогда, как если бы его туда затянули силой, он окажется в аду.
Seyyathāpi, sāriputta, bhikkhu sīlasampanno samādhisampanno paññāsampanno diṭṭheva dhamme aññaṁ ārādheyya, evaṁ sampadamidaṁ, sāriputta, vadāmi.
Taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye.
Aṭṭha kho imā, sāriputta, parisā. Сарипутта, есть эти восемь собраний.
Katamā aṭṭha? Какие восемь?
Khattiyaparisā, brāhmaṇaparisā, gahapatiparisā, samaṇaparisā, cātumahārājikaparisā, tāvatiṁsaparisā, māraparisā, brahmaparisā—Собрание знати; собрание брахманов; собрание домохозяев; собрание отшельников; собрание [дэвов, управляемых] четырьмя божественными царями; собрание [дэвов] Таватимсы; собрание [свиты] Мары;* собрание [свиты] Брахмы.
imā kho, sāriputta, aṭṭha parisā. Таковы эти восемь собраний.
Imehi kho, sāriputta, catūhi vesārajjehi samannāgato tathāgato imā aṭṭha parisā upasaṅkamati ajjhogāhati. Обладая этими четырьмя видами неустрашимости Татхагата подходит и входит в эти собрания.
Abhijānāmi kho panāhaṁ, sāriputta, anekasataṁ khattiyaparisaṁ upasaṅkamitā. Я припоминаю, как подходил к многим сотням собраний знати.
Tatrapi mayā sannisinnapubbañceva, sallapitapubbañca, sākacchā ca samāpajjitapubbā. И прежде я сидел там, беседовал с ними, вёл разговоры с ними,
Tatra vata maṁ bhayaṁ vā sārajjaṁ vā okkamissatīti nimittametaṁ, sāriputta, na samanupassāmi. но я не вижу ни единого основания считать, что страх или застенчивость могли бы возникнуть во мне там и тогда.
Etamahaṁ, sāriputta, nimittaṁ asamanupassanto khemappatto abhayappatto vesārajjappatto viharāmi. Поскольку я не вижу ни одного подобного основания, я пребываю в сохранности, бесстрашии, неустрашимости.
Abhijānāmi kho panāhaṁ, sāriputta, anekasataṁ brāhmaṇaparisaṁ …pe… Я припоминаю, как подходил к многим сотням собраний брахманов …
gahapatiparisaṁ … домохозяев …
samaṇaparisaṁ … отшельников …
cātumahārājikaparisaṁ … [дэвов, управляемых] четырьмя божественными царями …
tāvatiṁsaparisaṁ … [дэвов] Таватимсы …
māraparisaṁ … [свиты] Мары …
brahmaparisaṁ upasaṅkamitā. [свиты] Брахмы.
Tatrapi mayā sannisinnapubbañceva, sallapitapubbañca, sākacchā ca samāpajjitapubbā. И прежде я сидел там, беседовал с ними, вёл разговоры с ними,
Tatra vata maṁ bhayaṁ vā sārajjaṁ vā okkamissatīti nimittametaṁ, sāriputta, na samanupassāmi. но я не вижу ни единого основания считать, что страх или застенчивость могли бы возникнуть во мне там и тогда.
Etamahaṁ, sāriputta, nimittaṁ asamanupassanto khemappatto abhayappatto vesārajjappatto viharāmi. Поскольку я не вижу ни одного подобного основания, я пребываю в сохранности, бесстрашии, неустрашимости.
Yo kho maṁ, sāriputta, evaṁ jānantaṁ evaṁ passantaṁ evaṁ vadeyya: Сарипутта, когда я знаю и вижу так, то если кто-либо скажет обо мне:
‘natthi samaṇassa gotamassa uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso, takkapariyāhataṁ samaṇo gotamo dhammaṁ deseti vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānan’ti, «У отшельника Готамы нет каких-либо сверхчеловеческих состояний, какого-либо отличия в знании и видении, что достойно благородных. …»
taṁ, sāriputta, vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye. если он не оставит этого утверждения, этого состояния ума, не оставит этого воззрения, тогда, как если бы его туда затянули силой, он окажется в аду.
Seyyathāpi, sāriputta, bhikkhu sīlasampanno samādhisampanno paññāsampanno diṭṭheva dhamme aññaṁ ārādheyya, evaṁ sampadamidaṁ, sāriputta, vadāmi.
Taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye.
Catasso kho imā, sāriputta, yoniyo. Сарипутта есть эти четыре вида рождения.
Katamā catasso? Какие четыре?
Aṇḍajā yoni, jalābujā yoni, saṁsedajā yoni, opapātikā yoni. Рождение из яйца; рождение из утробы; рождение из влаги; спонтанное рождение.
Katamā ca, sāriputta, aṇḍajā yoni? И что такое рождение из яйца?
Ye kho te, sāriputta, sattā aṇḍakosaṁ abhinibbhijja jāyanti—Есть существа, которые рождаются, пробивая скорлупу яйца.
ayaṁ vuccati, sāriputta, aṇḍajā yoni. Это называется рождением из яйца.
Katamā ca, sāriputta, jalābujā yoni? И что такое рождение из утробы?
Ye kho te, sāriputta, sattā vatthikosaṁ abhinibbhijja jāyanti—Есть существа, которые рождаются, пробивая водную оболочку плода.
ayaṁ vuccati, sāriputta, jalābujā yoni. Это называется рождением из утробы.
Katamā ca, sāriputta, saṁsedajā yoni? И что такое рождение из влаги?
Ye kho te, sāriputta, sattā pūtimacche vā jāyanti pūtikuṇape vā pūtikummāse vā candanikāye vā oḷigalle vā jāyanti—Есть существа, которые рождаются в протухшей рыбе, в сгнившем трупе, в гнилой каше, в выгребной яме, в канализации.
ayaṁ vuccati, sāriputta, saṁsedajā yoni. Это называется рождением из влаги.
Katamā ca, sāriputta, opapātikā yoni? И что такое спонтанное рождение?
Devā, nerayikā, ekacce ca manussā, ekacce ca vinipātikā—Есть божества и обитатели ада, а также некоторые человеческие существа и некоторые существа в нижних мирах, [которые возникают спонтанно].
ayaṁ vuccati, sāriputta, opapātikā yoni. Это называется спонтанным рождением.
Imā kho, sāriputta, catasso yoniyo. Таковы четыре вида рождения.
Yo kho maṁ, sāriputta, evaṁ jānantaṁ evaṁ passantaṁ evaṁ vadeyya: Сарипутта, когда я знаю и вижу так, то если кто-либо скажет обо мне:
‘natthi samaṇassa gotamassa uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso, takkapariyāhataṁ samaṇo gotamo dhammaṁ deseti vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānan’ti, «У отшельника Готамы нет каких-либо сверхчеловеческих состояний…»
taṁ, sāriputta, vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye. если он не оставит этого утверждения, этого состояния ума, не оставит этого воззрения, тогда, как если бы его туда затянули силой, он окажется в аду.
Seyyathāpi, sāriputta, bhikkhu sīlasampanno samādhisampanno paññāsampanno diṭṭheva dhamme aññaṁ ārādheyya, evaṁ sampadamidaṁ, sāriputta, vadāmi.
Taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye.
Pañca kho imā, sāriputta, gatiyo. Сарипутта, есть эти пять уделов.
Katamā pañca? Какие пять?
Nirayo, tiracchānayoni, pettivisayo, manussā, devā. Ад; мир животных; мир духов; мир человеческих существ; мир богов.
Nirayañcāhaṁ, sāriputta, pajānāmi, nirayagāmiñca maggaṁ, nirayagāminiñca paṭipadaṁ; Я понимаю ад, а также путь, ведущий в ад.
yathā paṭipanno ca kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapajjati tañca pajānāmi. Я также понимаю, каким образом тот, кто вступил на этот путь, с распадом тела, после смерти, возникает в состоянии лишений, в несчастливом уделе, в погибели, в аду.
Tiracchānayoniñcāhaṁ, sāriputta, pajānāmi, tiracchānayonigāmiñca maggaṁ, tiracchānayonigāminiñca paṭipadaṁ; Я понимаю мир животных, а также путь, ведущий в мир животных.
yathā paṭipanno ca kāyassa bhedā paraṁ maraṇā tiracchānayoniṁ upapajjati tañca pajānāmi. Я также понимаю, каким образом тот, кто вступил на этот путь, с распадом тела, после смерти, возникает в мире животных.
Pettivisayañcāhaṁ, sāriputta, pajānāmi, pettivisayagāmiñca maggaṁ, pettivisayagāminiñca paṭipadaṁ;
yathā paṭipanno ca kāyassa bhedā paraṁ maraṇā pettivisayaṁ upapajjati tañca pajānāmi. Я понимаю мир духов, а также путь, ведущий в мир духов. …
Manusse cāhaṁ, sāriputta, pajānāmi, manussalokagāmiñca maggaṁ, manussalokagāminiñca paṭipadaṁ; Я понимаю человеческих существ, а также путь, ведущий в мир людей. …
yathā paṭipanno ca kāyassa bhedā paraṁ maraṇā manussesu upapajjati tañca pajānāmi.
Deve cāhaṁ, sāriputta, pajānāmi, devalokagāmiñca maggaṁ, devalokagāminiñca paṭipadaṁ; Я понимаю богов, а также путь, ведущий в мир богов.
yathā paṭipanno ca kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjati tañca pajānāmi. Я также понимаю, каким образом тот, кто вступил на этот путь, с распадом тела, после смерти, возникает в счастливом уделе, в небесном мире.
Nibbānañcāhaṁ, sāriputta, pajānāmi, nibbānagāmiñca maggaṁ, nibbānagāminiñca paṭipadaṁ; Я понимаю ниббану, а также путь, ведущий к ниббане.
yathā paṭipanno ca āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharati tañca pajānāmi. Я также понимаю, каким образом тот, кто вступил на этот путь, за счёт уничтожения пятен [умственных загрязнений] в этой самой жизни входит и пребывает в незапятнанном освобождении ума, освобождении мудростью, реализовав эти состояния для себя посредством прямого знания.
Idhāhaṁ, sāriputta, ekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю о некоем человеке так:
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapajjissatīti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, так что с распадом тела, после смерти, он возникнет в состоянии лишений, в несчастливом уделе, в погибели, в аду».
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannaṁ, ekantadukkhā tibbā kaṭukā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я вижу, как с распадом тела, после смерти, он возник в состоянии лишений, в несчастливом уделе, в погибели, в аду, и [там] переживает исключительно болезненные, мучительные, пронзающие чувства.
Seyyathāpi, sāriputta, aṅgārakāsu sādhikaporisā pūrā aṅgārānaṁ vītaccikānaṁ vītadhūmānaṁ. Представь яму с горячими углями, глубже человеческого роста, полную раскалённых углей, без дыма и пламени.
Atha puriso āgaccheyya ghammābhitatto ghammapareto kilanto tasito pipāsito ekāyanena maggena tameva aṅgārakāsuṁ paṇidhāya. И человек, изнурённый и истощённый жарой – усталый, страдающий от жажды, высохший – шёл бы прямой дорогой, ведущей к этой самой яме с горячими углями.
Tamenaṁ cakkhumā puriso disvā evaṁ vadeyya: И [другой] человек с хорошим зрением, увидев его, сказал бы:
‘tathāyaṁ bhavaṁ puriso paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā imaṁyeva aṅgārakāsuṁ āgamissatī’ti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, так что он придёт к этой самой яме с горячими углями».
Tamenaṁ passeyya aparena samayena tassā aṅgārakāsuyā patitaṁ, ekantadukkhā tibbā kaṭukā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время он видит, что тот упал в яму с горячими углями и [там] переживает исключительно болезненные, мучительные, пронзающие чувства.…
Evameva kho ahaṁ, sāriputta, idhekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—очно также, охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю…
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapajjissatīti.
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannaṁ, ekantadukkhā tibbā kaṭukā vedanā vedayamānaṁ. …пронзающие чувства.
Idha panāhaṁ, sāriputta, ekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю о некоем человеке так:
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā tiracchānayoniṁ upapajjissatīti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, так что с распадом тела, после смерти, он возникнет в мире животных».
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā tiracchānayoniṁ upapannaṁ, dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я вижу, как с распадом тела, после смерти, он возник в мире животных, и [там] переживает исключительно болезненные, мучительные, пронзающие чувства.
Seyyathāpi, sāriputta, gūthakūpo sādhikaporiso, pūro gūthassa. Представь выгребную яму, глубже человеческого роста.
Atha puriso āgaccheyya ghammābhitatto ghammapareto kilanto tasito pipāsito ekāyanena maggena tameva gūthakūpaṁ paṇidhāya. И человек, изнурённый и истощённый жарой – усталый, страдающий от жажды, высохший – шёл бы прямой дорогой, ведущей к этой самой выгребной яме.
Tamenaṁ cakkhumā puriso disvā evaṁ vadeyya: И [другой] человек с хорошим зрением, увидев его, сказал бы:
‘tathāyaṁ bhavaṁ puriso paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho yathā imaṁyeva gūthakūpaṁ āgamissatī’ti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, так что он придёт к этой самой выгребной яме».
Tamenaṁ passeyya aparena samayena tasmiṁ gūthakūpe patitaṁ, dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время он видит, что тот упал в выгребную яму и [там] переживает исключительно болезненные, мучительные, пронзающие чувства. …
Evameva kho ahaṁ, sāriputta, idhekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Точно также, охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю…
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā tiracchānayoniṁ upapajjissatīti.
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā tiracchānayoniṁ upapannaṁ, dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vedayamānaṁ. … пронзающие чувства.
Idha panāhaṁ, sāriputta, ekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю о некоем человеке так:
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā pettivisayaṁ upapajjissatīti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, так что с распадом тела, после смерти, он возникнет в мире духов».
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā pettivisayaṁ upapannaṁ, dukkhabahulā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я вижу, как с распадом тела, после смерти, он возник в мире духов, и [там] переживает много болезненных чувств.
Seyyathāpi, sāriputta, rukkho visame bhūmibhāge jāto tanupattapalāso kabaracchāyo. Представь растущее на пересечённой местности дерево со скудной листвой, от которого падает испещрённая тень.
Atha puriso āgaccheyya ghammābhitatto ghammapareto kilanto tasito pipāsito ekāyanena maggena tameva rukkhaṁ paṇidhāya. И человек, изнурённый и истощённый жарой – усталый, страдающий от жажды, высохший – шёл бы прямой дорогой, ведущей к этому самому дереву.
Tamenaṁ cakkhumā puriso disvā evaṁ vadeyya: И [другой] человек с хорошим зрением, увидев его, сказал бы:
‘tathāyaṁ bhavaṁ puriso paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā imaṁyeva rukkhaṁ āgamissatī’ti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, что он придёт к этому самому дереву».
Tamenaṁ passeyya, aparena samayena tassa rukkhassa chāyāya nisinnaṁ vā nipannaṁ vā dukkhabahulā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время он видит, что тот сидит или лежит в тени этого дерева, переживая много болезненных чувств.…
Evameva kho ahaṁ, sāriputta, idhekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Точно также, охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю…
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā pettivisayaṁ upapajjissatīti.
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā pettivisayaṁ upapannaṁ, dukkhabahulā vedanā vedayamānaṁ. …много болезненных чувств.
Idha panāhaṁ, sāriputta, ekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю о некоем человеке так:
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā manussesu upapajjissatīti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, так что с распадом тела, после смерти, он возникнет среди человеческих существ».
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā manussesu upapannaṁ, sukhabahulā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я вижу, как с распадом тела, после смерти, он возник среди человеческих существ, и [там] переживает много приятных чувств.
Seyyathāpi, sāriputta, rukkho same bhūmibhāge jāto bahalapattapalāso sandacchāyo. Представь растущее на ровной земле дерево с плотной листвой, от которого падает хорошая тень.
Atha puriso āgaccheyya ghammābhitatto ghammapareto kilanto tasito pipāsito ekāyanena maggena tameva rukkhaṁ paṇidhāya. И человек, изнурённый и истощённый жарой – усталый, страдающий от жажды, высохший – шёл бы прямой дорогой, ведущей к этому самому дереву.
Tamenaṁ cakkhumā puriso disvā evaṁ vadeyya: И [другой] человек с хорошим зрением, увидев его, сказал бы:
‘tathāyaṁ bhavaṁ puriso paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā imameva rukkhaṁ āgamissatī’ti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, что он придёт к этому самому дереву».
Tamenaṁ passeyya aparena samayena tassa rukkhassa chāyāya nisinnaṁ vā nipannaṁ vā sukhabahulā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время он видит, что тот сидит или лежит в тени этого дерева, переживая много приятных чувств. …
Evameva kho ahaṁ, sāriputta, idhekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Точно также, охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю…
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā manussesu upapajjissatīti.
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā manussesu upapannaṁ, sukhabahulā vedanā vedayamānaṁ. … много приятных чувств.
Idha panāhaṁ, sāriputta, ekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi: Охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю о некоем человеке так:
‘tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjissatī’ti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, так что с распадом тела, после смерти, он возникнет в счастливом уделе, в небесном мире».
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannaṁ, ekantasukhā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я вижу, как с распадом тела, после смерти, он возник в счастливом уделе, в небесном мире, и [там] переживает исключительно приятные чувства.
Seyyathāpi, sāriputta, pāsādo, tatrāssa kūṭāgāraṁ ullittāvalittaṁ nivātaṁ phusitaggaḷaṁ pihitavātapānaṁ. Представь особняк, верхние покои которого были бы покрыты штукатуркой изнутри и снаружи, закрытые, с закрытыми окнами, охраняемые засовами,
Tatrāssa pallaṅko gonakatthato paṭikatthato paṭalikatthato kadalimigapavarapaccattharaṇo sauttaracchado ubhatolohitakūpadhāno. а внутри был бы диван, устланный простынями, тканями, покрывалами, с обивкой из шкур антилоп, с навесом и красными подушками по обеим [сторонам для головы и для ног].
Atha puriso āgaccheyya ghammābhitatto ghammapareto kilanto tasito pipāsito ekāyanena maggena tameva pāsādaṁ paṇidhāya. И человек, изнурённый и истощённый жарой – усталый, страдающий от жажды, высохший – шёл бы прямой дорогой, ведущей к этому самому особняку.
Tamenaṁ cakkhumā puriso disvā evaṁ vadeyya: И [другой] человек с хорошим зрением, увидев его, сказал бы:
‘tathāyaṁ bhavaṁ puriso paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā imaṁyeva pāsādaṁ āgamissatī’ti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, так что он придёт к этому самому особняку».
Tamenaṁ passeyya aparena samayena tasmiṁ pāsāde tasmiṁ kūṭāgāre tasmiṁ pallaṅke nisinnaṁ vā nipannaṁ vā ekantasukhā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время он видит, что тот сидит или лежит в верхних покоях этого особняка, переживая исключительно приятные чувства.…
Evameva kho ahaṁ, sāriputta, idhekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Точно также, охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю…
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho yathā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjissatīti.
Tamenaṁ passāmi aparena samayena dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannaṁ, ekantasukhā vedanā vedayamānaṁ. … исключительно приятные чувства.
Idha panāhaṁ, sāriputta, ekaccaṁ puggalaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi—Охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю о некоем человеке так:
tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharissatīti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, что за счёт уничтожения пятен [умственных загрязнений] в этой самой жизни он войдёт и будет пребывать в незапятнанном освобождении ума, освобождении мудростью, реализовав эти состояния для себя посредством прямого знания».
Tamenaṁ passāmi aparena samayena āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharantaṁ, ekantasukhā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время я вижу, что за счёт уничтожения пятен [умственных загрязнений] в этой самой жизни он входит и пребывает в незапятнанном освобождении ума, освобождении мудростью, реализовав эти состояния для себя посредством прямого знания, и переживает исключительно приятные чувства
Seyyathāpi, sāriputta, pokkharaṇī acchodakā sātodakā sītodakā setakā supatitthā ramaṇīyā. Представь пруд с чистой, приятной, прохладной, и прозрачной водой, с пологими берегами, восхитительный,
Avidūre cassā tibbo vanasaṇḍo. а рядом – густой лес.
Atha puriso āgaccheyya ghammābhitatto ghammapareto kilanto tasito pipāsito ekāyanena maggena tameva pokkharaṇiṁ paṇidhāya. И человек, изнурённый и истощённый жарой – усталый, страдающий от жажды, высохший – шёл бы прямой дорогой, ведущей к этому самому пруду.
Tamenaṁ cakkhumā puriso disvā evaṁ vadeyya: И [другой] человек с хорошим зрением, увидев его, сказал бы:
‘tathā bhavaṁ puriso paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā imaṁyeva pokkharaṇiṁ āgamissatī’ti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, что он придёт к этому самому пруду».
Tamenaṁ passeyya aparena samayena taṁ pokkharaṇiṁ ogāhetvā nhāyitvā ca pivitvā ca sabbadarathakilamathapariḷāhaṁ paṭippassambhetvā paccuttaritvā tasmiṁ vanasaṇḍe nisinnaṁ vā nipannaṁ vā, ekantasukhā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время он видит, что тот окунулся в пруд, искупался, напился, снял всю свою изнурённость, усталость, жар, и вышел [на берег] и сидит или лежит в лесу, переживая исключительно приятные чувства.
Evameva kho ahaṁ, sāriputta, idhekaccaṁ puggalaṁ evaṁ cetasā ceto paricca pajānāmi: Точно также, охватив [его] ум [своим] умом, я понимаю
‘tathāyaṁ puggalo paṭipanno tathā ca iriyati tañca maggaṁ samārūḷho, yathā āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharissatī’ti. «Этот человек ведёт себя так-то, поступает так-то, вступил на такой-то путь, что за счёт уничтожения пятен [умственных загрязнений] в этой самой жизни он войдёт и будет пребывать в незапятнанном освобождении ума, освобождении мудростью, реализовав эти состояния для себя посредством прямого знания».
Tamenaṁ passāmi aparena samayena āsavānaṁ khayā anāsavaṁ cetovimuttiṁ paññāvimuttiṁ diṭṭheva dhamme sayaṁ abhiññā sacchikatvā upasampajja viharantaṁ, ekantasukhā vedanā vedayamānaṁ. И спустя какое-то время я вижу, что за счёт уничтожения пятен [умственных загрязнений] в этой самой жизни он входит и пребывает в незапятнанном освобождении ума, освобождении мудростью, реализовав эти состояния для себя посредством прямого знания, и переживает исключительно приятные чувства
Imā kho, sāriputta, pañca gatiyo. Таковы эти пять уделов.
Yo kho maṁ, sāriputta, evaṁ jānantaṁ evaṁ passantaṁ evaṁ vadeyya: Сарипутта, когда я знаю и вижу так, то если кто-либо скажет обо мне:
‘natthi samaṇassa gotamassa uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso; «У отшельника Готамы нет каких-либо сверхчеловеческих состояний, какого-либо отличия в знании и видении, что достойно благородных.
takkapariyāhataṁ samaṇo gotamo dhammaṁ deseti vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānan’ti Отшельник Готама учит Дхамме, выдуманной [только лишь своим] размышлением, следуя собственному рассмотрению по мере того, как оно происходит в нём» –
taṁ, sāriputta, vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye. если он не оставит этого утверждения, этого состояния ума, не оставит этого воззрения, тогда, как если бы его туда затянули силой, он окажется в аду.
Seyyathāpi, sāriputta, bhikkhu sīlasampanno samādhisampanno paññāsampanno diṭṭheva dhamme aññaṁ ārādheyya; evaṁ sampadamidaṁ, sāriputta, vadāmi Подобно тому, как монах, наделённый нравственностью, сосредоточением, мудростью, здесь и сейчас мог бы владеть окончательным знанием, то и в этом случае [с Сунаккхаттой] я говорю,
taṁ vācaṁ appahāya taṁ cittaṁ appahāya taṁ diṭṭhiṁ appaṭinissajjitvā yathābhataṁ nikkhitto evaṁ niraye. что если он не оставит этого утверждения, этого состояния ума, не оставит этого воззрения – тогда, как если бы его туда затянули силой, он окажется в аду.
Abhijānāmi kho panāhaṁ, sāriputta, caturaṅgasamannāgataṁ brahmacariyaṁ caritā—Сарипутта, я помню, что жил святой жизнью, которая была наделена четырьмя факторами.
tapassī sudaṁ homi paramatapassī, lūkho sudaṁ homi paramalūkho, jegucchī sudaṁ homi paramajegucchī, pavivitto sudaṁ homi paramapavivitto. Я был аскетом – высочайшим аскетом. Я был суровым [в аскезе] – неимоверно суровым. Я был щепетильным – неимоверно щепетильным. Я затворялся – неимоверно затворялся
Tatrāssu me idaṁ, sāriputta, tapassitāya hoti—acelako homi muttācāro hatthāpalekhano, naehibhaddantiko natiṭṭhabhaddantiko; nābhihaṭaṁ na uddissakataṁ na nimantanaṁ sādiyāmi. Моя аскеза была такой, Сарипутта, что я ходил голым, отвергая условности, лизал свои руки, не шёл, когда меня звали, не оставался, когда меня просили. Я не принимал пищу, поднесённую мне или специально приготовленную для меня, не принимал приглашения на обед.
So na kumbhimukhā paṭiggaṇhāmi, na kaḷopimukhā paṭiggaṇhāmi, na eḷakamantaraṁ, na daṇḍamantaraṁ, na musalamantaraṁ, na dvinnaṁ bhuñjamānānaṁ, na gabbhiniyā, na pāyamānāya, na purisantaragatāya, na saṅkittīsu, na yattha sā upaṭṭhito hoti, na yattha makkhikā saṇḍasaṇḍacārinī; na macchaṁ na maṁsaṁ na suraṁ na merayaṁ na thusodakaṁ pivāmi; Я не принимал ничего из горшка или чаши, через порог, через палку, через пестик [ступы]. [Я не принимал] ничего от двух обедающих [вместе] людей, от беременной женщины, от кормящей женщины, от женщины среди мужчин. [Я не принимал] ничего с того места, где объявлено о раздаче еды, с того места, где сидит собака или где летают мухи. Я не принимал рыбу или мясо. Я не пил спиртного, вина или забродивших напитков.
so ekāgāriko vā homi ekālopiko, dvāgāriko vā homi dvālopiko …pe… sattāgāriko vā homi sattālopiko; Я ограничивал себя одним домом [во время сбора подаяний] и одним небольшим кусочком пищи, или двумя домами и двумя небольшими кусочками… семью домами и семью небольшими кусочками пищи.
ekissāpi dattiyā yāpemi, dvīhipi dattīhi yāpemi …pe… sattahipi dattīhi yāpemi; Я ел только одно блюдце еды в день, два… семь блюдец еды в день.
ekāhikampi āhāraṁ āhāremi, dvīhikampi āhāraṁ āhāremi …pe… sattāhikampi āhāraṁ āhāremi; iti evarūpaṁ addhamāsikampi pariyāyabhattabhojanānuyogamanuyutto viharāmi. Я принимал пищу только один раз в день, один раз в два дня… один раз в семь дней, и так вплоть до двух недель. Я пребывал, следуя практике приёма пищи в установленных промежутках.
So sākabhakkho vā homi, sāmākabhakkho vā homi, nīvārabhakkho vā homi, daddulabhakkho vā homi, haṭabhakkho vā homi, kaṇabhakkho vā homi, ācāmabhakkho vā homi, piññākabhakkho vā homi, tiṇabhakkho vā homi, gomayabhakkho vā homi, vanamūlaphalāhāro yāpemi pavattaphalabhojī. Я был тем, кто ест [только] зелень; или просо; или дикий рис; или обрезки шкуры; или мох; или рисовые отруби; или рисовую накипь; или кунжутную муку; или траву; или коровий навоз. Я жил на лесных кореньях и фруктах. Я кормился упавшими фруктами.
So sāṇānipi dhāremi, masāṇānipi dhāremi, chavadussānipi dhāremi, paṁsukūlānipi dhāremi, tirīṭānipi dhāremi, ajinampi dhāremi, ajinakkhipampi dhāremi, kusacīrampi dhāremi, vākacīrampi dhāremi, phalakacīrampi dhāremi, kesakambalampi dhāremi, vāḷakambalampi dhāremi, ulūkapakkhampi dhāremi; Я носил одежду из пеньки, из парусины, из савана, из выброшенных лохмотьев, из древесной коры, из шкур антилопы, из обрезков шкур антилопы, из травы кусы, из материала, сделанного из коры, из материала, сделанного из стружек; [носил] накидку, [сделанную] из волос с головы, из шерсти животного, из совиных крыльев.
kesamassulocakopi homi kesamassulocanānuyogamanuyutto; Я выдергивал волосы и бороду, следовал практике вырывания собственных волос и бороды.
ubbhaṭṭhakopi homi āsanapaṭikkhitto; Я был тем, кто постоянно стоит, отвергая сиденья.
ukkuṭikopi homi ukkuṭikappadhānamanuyutto; Я был тем, кто постоянно сидит, охватывая колени руками, я предавался поддержанию сидения с охватыванием коленей руками.
kaṇṭakāpassayikopi homi kaṇṭakāpassaye seyyaṁ kappemi; Я был тем, кто использовал подстилку с шипами. Я устраивал свою постель на подстилке с шипами.
sāyatatiyakampi udakorohanānuyogamanuyutto viharāmi—Я пребывал, следуя практике купания в воде три раза в день, в том числе вечером.
iti evarūpaṁ anekavihitaṁ kāyassa ātāpanaparitāpanānuyogamanuyutto viharāmi. Вот такими многочисленными способами я пребывал, осуществляя практику мучения и умерщвления тела.
Idaṁsu me, sāriputta, tapassitāya hoti. Таковой была моя аскеза.
Tatrāssu me idaṁ, sāriputta, lūkhasmiṁ hoti—Такой была моя суровость [в аскезе], Сарипутта, что,
nekavassagaṇikaṁ rajojallaṁ kāye sannicitaṁ hoti papaṭikajātaṁ. пыль и грязь, накапливавшаяся с годами, отслаивалась и отваливалась с моего тела.
Seyyathāpi, sāriputta, tindukakhāṇu nekavassagaṇiko sannicito hoti papaṭikajāto, evamevāssu me, sāriputta, nekavassagaṇikaṁ rajojallaṁ kāye sannicitaṁ hoti papaṭikajātaṁ. Словно ствол дерева тиндуки, который, разрастаясь с годами, отваливается слоями и пластами,
Tassa mayhaṁ, sāriputta, na evaṁ hoti: И ко мне ни разу не приходила мысль:
‘aho vatāhaṁ imaṁ rajojallaṁ pāṇinā parimajjeyyaṁ, aññe vā pana me imaṁ rajojallaṁ pāṇinā parimajjeyyun’ti. «Что если я сотру эту пыль и грязь своей рукой, или пусть другой сотрёт эту пыль и грязь своей рукой».
Evampi me, sāriputta, na hoti. Ко мне ни разу не приходила такая мысль.
Idaṁsu me, sāriputta, lūkhasmiṁ hoti. Таковой была моя суровость.
Tatrāssu me idaṁ, sāriputta, jegucchismiṁ hoti—Такой была моя щепетильность, Сарипутта, что
so kho ahaṁ, sāriputta, satova abhikkamāmi, satova paṭikkamāmi, yāva udakabindumhipi me dayā paccupaṭṭhitā hoti: я был всегда осознан, когда шагал вперёд, шагал назад. Я был полон сочувствия даже к капле воды таким образом:
‘māhaṁ khuddake pāṇe visamagate saṅghātaṁ āpādesin’ti. «Пусть я не нанесу вреда крошечным существам в трещинах на земле»
Idaṁsu me, sāriputta, jegucchismiṁ hoti. Таковой была моя щепетильность.
Tatrāssu me idaṁ, sāriputta, pavivittasmiṁ hoti—Таким было моё затворничество, Сарипутта, что
so kho ahaṁ, sāriputta, aññataraṁ araññāyatanaṁ ajjhogāhetvā viharāmi. я уходил в какой-нибудь лес и жил там.
Yadā passāmi gopālakaṁ vā pasupālakaṁ vā tiṇahārakaṁ vā kaṭṭhahārakaṁ vā vanakammikaṁ vā, vanena vanaṁ gahanena gahanaṁ ninnena ninnaṁ thalena thalaṁ sampatāmi. И когда я видел пастуха или чабана, или того, кто собирает траву или хворост, или лесника, я уходил из рощи в рощу, из чащи в чащу, из лощины в лощину, с холма на холм.
Taṁ kissa hetu? И почему?
Mā maṁ te addasaṁsu ahañca mā te addasanti. Чтобы они не увидели меня, или чтобы я не увидел их.
Seyyathāpi, sāriputta, āraññako mago manusse disvā vanena vanaṁ gahanena gahanaṁ ninnena ninnaṁ thalena thalaṁ sampatati; Словно выросший в лесу олень, увидев людей, уходит из рощи в рощу, из чащи в чащу, из лощины в лощину, с холма на холм, –
evameva kho ahaṁ, sāriputta, yadā passāmi gopālakaṁ vā pasupālakaṁ vā tiṇahārakaṁ vā kaṭṭhahārakaṁ vā vanakammikaṁ vā vanena vanaṁ gahanena gahanaṁ ninnena ninnaṁ thalena thalaṁ sampatāmi. точно также и я, увидев пастуха…
Taṁ kissa hetu?
Mā maṁ te addasaṁsu ahañca mā te addasanti. …холма на холм.
Idaṁsu me, sāriputta, pavivittasmiṁ hoti. Таковым было мое затворничество.
So kho ahaṁ, sāriputta, ye te goṭṭhā paṭṭhitagāvo apagatagopālakā, tattha catukkuṇḍiko upasaṅkamitvā yāni tāni vacchakānaṁ taruṇakānaṁ dhenupakānaṁ gomayāni tāni sudaṁ āhāremi. Я ползал на четвереньках в загоне для скота, и когда скот выходил и пастух оставлял его, я кормился навозом молодых телят.
Yāvakīvañca me, sāriputta, sakaṁ muttakarīsaṁ apariyādinnaṁ hoti, sakaṁyeva sudaṁ muttakarīsaṁ āhāremi. Покуда у меня были свои испражнения и моча, я кормился собственными испражнениями и мочой.
Idaṁsu me, sāriputta, mahāvikaṭabhojanasmiṁ hoti. Таковой была моя практика поедания нечистот.
So kho ahaṁ, sāriputta, aññataraṁ bhiṁsanakaṁ vanasaṇḍaṁ ajjhogāhetvā viharāmi. Я уходил во вселяющие страх рощи и пребывал там –
Tatrāssudaṁ, sāriputta, bhiṁsanakassa vanasaṇḍassa bhiṁsanakatasmiṁ hoti—в рощи настолько вселяющие страх,
yo koci avītarāgo taṁ vanasaṇḍaṁ pavisati, yebhuyyena lomāni haṁsanti. что практически все волосы встали бы дыбом у человека, несвободного от жажды.
So kho ahaṁ, sāriputta, yā tā rattiyo sītā hemantikā antaraṭṭhakā himapātasamayā tathārūpāsu rattīsu rattiṁ abbhokāse viharāmi, divā vanasaṇḍe; Когда наступали те холодные зимние ночи во время восьмидневного периода снегопада, я пребывал ночью на открытой местности, а днём – в роще.
gimhānaṁ pacchime māse divā abbhokāse viharāmi, rattiṁ vanasaṇḍe. В последний месяц жаркого сезона я пребывал днём на открытой местности, а ночью – в роще.
Apissu maṁ, sāriputta, ayaṁ anacchariyagāthā paṭibhāsi pubbe assutapubbā: И там ко мне пришла строфа, никогда не слышанная прежде:
‘Sotatto sosinno ceva, Замёрзший ночью, опалённый днём,
eko bhiṁsanake vane; Уединённый в рощах, что вселяют страх,
Naggo na caggimāsīno, Не облачённый, не сидящий у огня,
esanāpasuto munī’ti. Мудрец всё в поисках своих идёт.’
So kho ahaṁ, sāriputta, susāne seyyaṁ kappemi chavaṭṭhikāni upadhāya. Я устраивал постель на кладбище, [используя в качестве] подушки кости умерших.
Apissu maṁ, sāriputta, gāmaṇḍalā upasaṅkamitvā oṭṭhubhantipi, omuttentipi, paṁsukenapi okiranti, kaṇṇasotesupi salākaṁ pavesenti. Мальчики-пастухи подходили ко мне, плевали на меня, мочились на меня, бросали в меня грязь, тыкали мне в уши палками.
Na kho panāhaṁ, sāriputta, abhijānāmi tesu pāpakaṁ cittaṁ uppādetā. И всё же я не припомню, чтобы хоть когда-либо зародил порочный ум [ненависти] по отношению к ним.
Idaṁsu me, sāriputta, upekkhāvihārasmiṁ hoti. Таковым было моё пребывание в невозмутимости.
Santi kho pana, sāriputta, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Сарипутта, есть некоторые жрецы и отшельники, чьи доктрина и воззрение таковы:
‘āhārena suddhī’ti. «Очищение приходит через еду».
Te evamāhaṁsu: Они говорят:
‘kolehi yāpemā’ti. «Будем жить на плодах колы»,
Te kolampi khādanti, kolacuṇṇampi khādanti, kolodakampi pivanti—и они едят плоды колы, едят порошок из плодов колы, пьют напитки из плодов колы,
anekavihitampi kolavikatiṁ paribhuñjanti. изготавливают различные варева из плодов колы.
Abhijānāmi kho panāhaṁ, sāriputta, ekaṁyeva kolaṁ āhāraṁ āhāritā. Я помню, что ел один плод колы в день.
Siyā kho pana te, sāriputta, evamassa: Сарипутта, ты можешь подумать,
‘mahā nūna tena samayena kolo ahosī’ti. что плод колы был больше в то время,
Na kho panetaṁ, sāriputta, evaṁ daṭṭhabbaṁ. но тебе не следует так думать.
Tadāpi etaparamoyeva kolo ahosi seyyathāpi etarahi. В то время плод колы был практически того же размера, что и сейчас.
Tassa mayhaṁ, sāriputta, ekaṁyeva kolaṁ āhāraṁ āhārayato adhimattakasimānaṁ patto kāyo hoti. Из-за питания единственным плодом колы в день моё тело дошло до состояния крайнего истощения.
Seyyathāpi nāma āsītikapabbāni vā kāḷapabbāni vā; evamevassu me aṅgapaccaṅgāni bhavanti tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, члены моего тела стали подобны соединённым сегментам стебля лозы или стебля бамбука.
Seyyathāpi nāma oṭṭhapadaṁ; evamevassu me ānisadaṁ hoti tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, мои ягодицы стали похожи на верблюжье копыто.
Seyyathāpi nāma vaṭṭanāvaḷī; evamevassu me piṭṭhikaṇṭako unnatāvanato hoti tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, мой позвоночник выпирал, как бусины на шнуре.
Seyyathāpi nāma jarasālāya gopānasiyo oluggaviluggā bhavanti; evamevassu me phāsuḷiyo oluggaviluggā bhavanti tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, мои рёбра выпирали [и выглядели также] мрачно, как кривые балки старого сарая без крыши.
Seyyathāpi nāma gambhīre udapāne udakatārakā gambhīragatā okkhāyikā dissanti; evamevassu me akkhikūpesu akkhitārakā gambhīragatā okkhāyikā dissanti tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, блеск моих глаз утонул в глазницах, подобно блеску воды, утонувшему в глубоком колодце.
Seyyathāpi nāma tittakālābu āmakacchinno vātātapena samphuṭito hoti sammilāto; evamevassu me sīsacchavi samphuṭitā hoti sammilātā tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, кожа на голове сморщилась и высохла, как зелёная горькая тыква высыхает и сморщивается на ветре и солнце.
So kho ahaṁ, sāriputta, ‘udaracchaviṁ parimasissāmī’ti piṭṭhikaṇṭakaṁyeva pariggaṇhāmi, ‘piṭṭhikaṇṭakaṁ parimasissāmī’ti udaracchaviṁyeva pariggaṇhāmi, yāvassu me, sāriputta, udaracchavi piṭṭhikaṇṭakaṁ allīnā hoti tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, кожа моего живота прилипла к позвоночнику. Если я хотел дотронуться до своей кожи живота, то касался позвоночника. Если хотел коснуться позвоночника, то касался кожи живота.
So kho ahaṁ, sāriputta, ‘vaccaṁ vā muttaṁ vā karissāmī’ti tattheva avakujjo papatāmi tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, то если хотел испражниться или помочиться, я падал там же на землю лицом вниз.
So kho ahaṁ, sāriputta, tameva kāyaṁ assāsento pāṇinā gattāni anomajjāmi. Tassa mayhaṁ, sāriputta, pāṇinā gattāni anomajjato pūtimūlāni lomāni kāyasmā patanti tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, то если я пытался облегчить своё тело, растирая его члены своими руками, волосы, сгнившие у своих корней, падали с моего тела по мере того, как я тёр.
Santi kho pana, sāriputta, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Сарипутта, есть некоторые жрецы и отшельники, чьи доктрина и воззрение таковы:
‘āhārena suddhī’ti. «Очищение приходит через еду».
Te evamāhaṁsu: Они говорят:
‘muggehi yāpema …pe… «Будем жить на бобах», и они едят бобы…
tilehi yāpema …pe… «Будем жить на кунжуте», и они едят кунжут…
taṇḍulehi yāpemā’ti. «Будем жить на рисе», и они едят рис…
Te taṇḍulampi khādanti, taṇḍulacuṇṇampi khādanti, taṇḍulodakampi pivanti—Я помню, что ел одно рисовое зёрнышко в день.
anekavihitampi taṇḍulavikatiṁ paribhuñjanti. Сарипутта, ты можешь подумать,
Abhijānāmi kho panāhaṁ, sāriputta, ekaṁyeva taṇḍulaṁ āhāraṁ āhāritā. что рисовое зёрнышко было больше в то время,
Siyā kho pana te, sāriputta, evamassa: но тебе не следует так думать.
‘mahā nūna tena samayena taṇḍulo ahosī’ti. В то время рисовое зёрнышко было практически того же размера, что и сейчас.
Na kho panetaṁ, sāriputta, evaṁ daṭṭhabbaṁ. Из-за того, что я питался единственным рисовым зёрнышком в день моё тело дошло до состояния крайнего истощения…
Tadāpi etaparamoyeva taṇḍulo ahosi, seyyathāpi etarahi.
Tassa mayhaṁ, sāriputta, ekaṁyeva taṇḍulaṁ āhāraṁ āhārayato adhimattakasimānaṁ patto kāyo hoti.
Seyyathāpi nāma āsītikapabbāni vā kāḷapabbāni vā; evamevassu me aṅgapaccaṅgāni bhavanti tāyevappāhāratāya.
Seyyathāpi nāma oṭṭhapadaṁ; evamevassu me ānisadaṁ hoti tāyevappāhāratāya.
Seyyathāpi nāma vaṭṭanāvaḷī; evamevassu me piṭṭhikaṇṭako unnatāvanato hoti tāyevappāhāratāya.
Seyyathāpi nāma jarasālāya gopānasiyo oluggaviluggā bhavanti; evamevassu me phāsuḷiyo oluggaviluggā bhavanti tāyevappāhāratāya.
Seyyathāpi nāma gambhīre udapāne udakatārakā gambhīragatā okkhāyikā dissanti; evamevassu me akkhikūpesu akkhitārakā gambhīragatā okkhāyikā dissanti tāyevappāhāratāya.
Seyyathāpi nāma tittakālābu āmakacchinno vātātapena samphuṭito hoti sammilāto; evamevassu me sīsacchavi samphuṭitā hoti sammilātā tāyevappāhāratāya.
So kho ahaṁ, sāriputta, ‘udaracchaviṁ parimasissāmī’ti piṭṭhikaṇṭakaṁyeva pariggaṇhāmi, ‘piṭṭhikaṇṭakaṁ parimasissāmī’ti udaracchaviṁyeva pariggaṇhāmi. Yāvassu me, sāriputta, udaracchavi piṭṭhikaṇṭakaṁ allīnā hoti tāyevappāhāratāya.
So kho ahaṁ, sāriputta, ‘vaccaṁ vā muttaṁ vā karissāmī’ti tattheva avakujjo papatāmi tāyevappāhāratāya.
So kho ahaṁ, sāriputta, tameva kāyaṁ assāsento pāṇinā gattāni anomajjāmi. Tassa mayhaṁ, sāriputta, pāṇinā gattāni anomajjato pūtimūlāni lomāni kāyasmā patanti tāyevappāhāratāya. Из-за того, что я ел так мало, то если я пытался облегчить своё тело, растирая его члены своими руками, волосы, сгнившие у своих корней, падали с моего тела по мере того, как я тёр.
Tāyapi kho ahaṁ, sāriputta, iriyāya tāya paṭipadāya tāya dukkarakārikāya nājjhagamaṁ uttariṁ manussadhammā alamariyañāṇadassanavisesaṁ. И всё же, Сарипутта, за счёт подобного поведения, за счёт такой практики, за счёт такого исполнения аскезы я не достиг каких-либо сверхчеловеческих состояний, какого-либо отличия в знании и видении, что достойно благородных.
Taṁ kissa hetu? И почему?
Imissāyeva ariyāya paññāya anadhigamā, yāyaṁ ariyā paññā adhigatā ariyā niyyānikā, niyyāti takkarassa sammā dukkhakkhayāya. Потому что я не достиг той благородной мудрости, которая, будучи достигнутой, является благородной и освобождающей и ведёт того, кто практикует в соответствии с ней, к полному уничтожению страданий.
Santi kho pana, sāriputta, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Сарипутта, есть некоторые жрецы и отшельники, чьи доктрина и воззрение таковы:
‘saṁsārena suddhī’ti. «Очищение приходит через круговерть перерождений».
Na kho pana so, sāriputta, saṁsāro sulabharūpo yo mayā asaṁsaritapubbo iminā dīghena addhunā, aññatra suddhāvāsehi devehi. Но непросто найти тот мир в круговерти, через который я бы уже не проходил за это долгое странствие, за исключением [мира] богов Чистых обителей.
Suddhāvāse cāhaṁ, sāriputta, deve saṁsareyyaṁ, nayimaṁ lokaṁ punarāgaccheyyaṁ. Если бы я прошёл по круговерти как божество Чистых обителей, то я бы никогда более не вернулся в этот мир
Santi kho pana, sāriputta, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Есть некоторые жрецы и отшельники, чьи доктрина и воззрение таковы:
‘upapattiyā suddhī’ti. «Очищение приходит через [определённый вид] перерождения».
Na kho pana sā, sāriputta, upapatti sulabharūpā yā mayā anupapannapubbā iminā dīghena addhunā, aññatra suddhāvāsehi devehi. Но непросто найти вид перерождения, в котором бы я не перерождался за это долгое странствие, за исключением [перерождения] богом Чистых обителей… …
Suddhāvāse cāhaṁ, sāriputta, deve upapajjeyyaṁ, nayimaṁ lokaṁ punarāgaccheyyaṁ.
Santi kho pana, sāriputta, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Есть некоторые жрецы и отшельники, чьи доктрина и воззрение таковы:
‘āvāsena suddhī’ti. «Очищение приходит через [определённый вид] обители».
Na kho pana so, sāriputta, āvāso sulabharūpo yo mayā anāvuṭṭhapubbo iminā dīghena addhunā, aññatra suddhāvāsehi devehi. Но непросто найти вид обители, в которой бы я не пребывал за это долгое странствие, за исключением [мира] богов Чистых обителей…
Suddhāvāse cāhaṁ, sāriputta, deve āvaseyyaṁ, nayimaṁ lokaṁ punarāgaccheyyaṁ.
Santi kho pana, sāriputta, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Есть некоторые жрецы и отшельники, чьи доктрина и воззрение таковы:
‘yaññena suddhī’ti. «Очищение приходит через жертвоприношение».
Na kho pana so, sāriputta, yañño sulabharūpo yo mayā ayiṭṭhapubbo iminā dīghena addhunā, tañca kho raññā vā satā khattiyena muddhāvasittena brāhmaṇena vā mahāsālena. Но непросто найти вид жертвоприношения, которое бы не совершалось мной за это долгое странствие, когда я был либо помазанным на царство благородным царём, либо зажиточным брахманом.
Santi kho pana, sāriputta, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Есть некоторые жрецы и отшельники, чьи доктрина и воззрение таковы:
‘aggiparicariyāya suddhī’ti. «Очищение приходит через поклонение огню».
Na kho pana so, sāriputta, aggi sulabharūpo yo mayā apariciṇṇapubbo iminā dīghena addhunā, tañca kho raññā vā satā khattiyena muddhāvasittena brāhmaṇena vā mahāsālena. Но непросто найти вид огня, которому бы я не поклонялся за это долгое странствие, когда я был либо помазанным на царство благородным царём, либо зажиточным брахманом.
Santi kho pana, sāriputta, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Есть некоторые жрецы и отшельники, чьи доктрина и воззрение таковы:
‘yāvadevāyaṁ bhavaṁ puriso daharo hoti yuvā susukāḷakeso bhadrena yobbanena samannāgato paṭhamena vayasā tāvadeva paramena paññāveyyattiyena samannāgato hoti. «Пока этот почтенный человек всё ещё молод, черноволос, наделён благословением молодости на первом этапе жизни, он совершенен в своей ясной мудрости.
Yato ca kho ayaṁ bhavaṁ puriso jiṇṇo hoti vuddho mahallako addhagato vayoanuppatto, āsītiko vā nāvutiko vā vassasatiko vā jātiyā, atha tamhā paññāveyyattiyā, parihāyatī’ti. Но когда этот почтенный человек старый, пожилой, отягощённый годами, много проживший, чьи дни подходят к концу, которому восемьдесят, девяносто или сто лет, то тогда ясность его мудрости утеряна».
Na kho panetaṁ, sāriputta, evaṁ daṭṭhabbaṁ. Но не следует так думать.
Ahaṁ kho pana, sāriputta, etarahi jiṇṇo vuddho mahallako addhagato vayoanuppatto, āsītiko me vayo vattati. Сейчас я старый, пожилой, отягощён годами, много прожил, мои дни подходят к концу, идёт мне восьмидесятый год.
Idha me assu, sāriputta, cattāro sāvakā vassasatāyukā vassasatajīvino, paramāya satiyā ca gatiyā ca dhitiyā ca samannāgatā paramena ca paññāveyyattiyena. И представь, как если бы у меня было бы четыре ученика, совершенных в осознанности, обладающих отличным запоминанием, памятью, ясностью мудрости, и срок жизни каждого составлял бы сотню лет.
Seyyathāpi, sāriputta, daḷhadhammā dhanuggaho sikkhito katahattho katūpāsano lahukena asanena appakasireneva tiriyaṁ tālacchāyaṁ atipāteyya, Подобно тому, как если бы умелый лучник – обученный, натренированный, испытанный – мог без труда выпустить по тени банановой пальмы лёгкую стрелу, представь, что
evaṁ adhimattasatimanto evaṁ adhimattagatimanto evaṁ adhimattadhitimanto evaṁ paramena paññāveyyattiyena samannāgatā. они даже до такой степени были бы совершенны в осознанности, обладали бы отличным запоминанием, памятью, ясностью мудрости.
Te maṁ catunnaṁ satipaṭṭhānānaṁ upādāyupādāya pañhaṁ puccheyyuṁ, puṭṭho puṭṭho cāhaṁ tesaṁ byākareyyaṁ, byākatañca me byākatato dhāreyyuṁ, na ca maṁ dutiyakaṁ uttari paṭipuccheyyuṁ. И представь, как если бы они непрерывно задавали мне вопросы о четырёх основах осознанности, и, будучи спрошенным, я бы отвечал им, и они бы запоминали каждый мой ответ и никогда бы не задавали второстепенного вопроса
Aññatra asitapītakhāyitasāyitā aññatra uccārapassāvakammā, aññatra niddākilamathapaṭivinodanā apariyādinnāyevassa, sāriputta, tathāgatassa dhammadesanā, apariyādinnaṁyevassa tathāgatassa dhammapadabyañjanaṁ, apariyādinnaṁyevassa tathāgatassa pañhapaṭibhānaṁ. и не останавливались бы кроме как на то, чтобы поесть, попить, употребить пищу, распробовать её на вкус, помочиться, испражниться, отдохнуть, чтобы устранить сонливость и усталость. И всё равно изложение Татхагатой Дхаммы, его объяснение факторов Дхаммы и его ответы на вопросы не подошли бы к концу,
Atha me te cattāro sāvakā vassasatāyukā vassasatajīvino vassasatassa accayena kālaṁ kareyyuṁ. а эти четыре моих ученика со сроком жизни в сотню лет [уже] скончались бы по истечении этих ста лет.
Mañcakena cepi maṁ, sāriputta, pariharissatha, nevatthi tathāgatassa paññāveyyattiyassa aññathattaṁ. Сарипутта, даже если бы тебе пришлось носить меня на кровати, всё равно не было бы перемены в ясности мудрости Татхагаты.
Yaṁ kho taṁ, sāriputta, sammā vadamāno vadeyya: Если бы кто-либо, говоря правдиво, сказал бы о ком-либо:
‘asammohadhammo satto loke uppanno bahujanahitāya bahujanasukhāya lokānukampāya atthāya hitāya sukhāya devamanussānan’ti, mameva taṁ sammā vadamāno vadeyya «Существо, которое не подвержено заблуждению, появилось в мире ради благополучия и счастья многих, из сострадания к миру, ради блага, благополучия, и счастья богов и людей» – то именно обо мне, в самом деле, этот говорящий так [человек] мог бы сказать так.
‘asammohadhammo satto loke uppanno bahujanahitāya bahujanasukhāya lokānukampāya atthāya hitāya sukhāya devamanussānan’”ti.
Tena kho pana samayena āyasmā nāgasamālo bhagavato piṭṭhito ṭhito hoti bhagavantaṁ bījayamāno. И в то время достопочтенный Нагасамала стоял позади Благословенного, обмахивая его.
Atha kho āyasmā nāgasamālo bhagavantaṁ etadavoca: И тогда он сказал Благословенному:
“acchariyaṁ, bhante, abbhutaṁ, bhante. – Удивительно, уважаемый, поразительно, уважаемый!
Api hi me, bhante, imaṁ dhammapariyāyaṁ sutvā lomāni haṭṭhāni. Во время слушания этой беседы по Дхамме мои волосы на теле встали дыбом.
Konāmo ayaṁ, bhante, dhammapariyāyo”ti? Уважаемый, как называется эта беседа по Дхамме?
“Tasmātiha tvaṁ, nāgasamāla, imaṁ dhammapariyāyaṁ lomahaṁsanapariyāyotveva naṁ dhārehī”ti. – В таком случае, Нагасамала, ты можешь запомнить эту беседу по Дхамме как «Беседу, подымающую волосы дыбом»
Idamavoca bhagavā. Так сказал Благословенный.
Attamano āyasmā nāgasamālo bhagavato bhāsitaṁ abhinandīti. Достопочтенный Нагасамала был доволен и восхитился словами Благословенного.
Mahāsīhanādasuttaṁ niṭṭhitaṁ dutiyaṁ.