Other Translations: Deutsch , English , Lietuvių kalba
From:
Majjhima Nikāya 45 Мадджхима Никая 45
Cūḷadhammasamādānasutta Малое наставление о способах делания
Evaṁ me sutaṁ—Так я слышал.
ekaṁ samayaṁ bhagavā sāvatthiyaṁ viharati jetavane anāthapiṇḍikassa ārāme. Однажды Благословенный проживал в Саваттхи, в роще Джеты, в парке Анатхапиндики.
Tatra kho bhagavā bhikkhū āmantesi: Там он обратился к монахам так:
“bhikkhavo”ti. – Монахи!
“Bhadante”ti te bhikkhū bhagavato paccassosuṁ. – Уважаемый, – ответили они.
Bhagavā etadavoca: Благословенный сказал следующее:
“cattārimāni, bhikkhave, dhammasamādānāni. – Монахи, есть четыре способа делания.
Katamāni cattāri? Какие четыре?
Atthi, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannasukhaṁ āyatiṁ dukkhavipākaṁ; Есть способ делания, который является приятным в настоящем, но созревает в будущем как боль.
atthi, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannadukkhañceva āyatiñca dukkhavipākaṁ; Есть способ делания, который является болезненным в настоящем и созревает в будущем как боль.
atthi, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannadukkhaṁ āyatiṁ sukhavipākaṁ; Есть способ делания, который является болезненным в настоящем, но созревает в будущем как удовольствие.
atthi, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannasukhañceva āyatiñca sukhavipākaṁ. Есть способ делания, который является приятным в настоящем и созревает в будущем как удовольствие.
Katamañca, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannasukhaṁ āyatiṁ dukkhavipākaṁ? И каков, монахи, способ делания, который является приятным в настоящем, но созревает в будущем как боль?
Santi, bhikkhave, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: Монахи, есть некие жрецы и отшельники, чья доктрина и воззрение таковы:
‘natthi kāmesu doso’ti. «Нет вреда в чувственных удовольствиях».
Te kāmesu pātabyataṁ āpajjanti. Они проглатывают чувственные удовольствия
Te kho moḷibaddhāhi paribbājikāhi paricārenti. и развлекаются с женщинами-странницами, которые носят волосы, собранные в пучок.
Te evamāhaṁsu: Они говорят так:
‘kiṁsu nāma te bhonto samaṇabrāhmaṇā kāmesu anāgatabhayaṁ sampassamānā kāmānaṁ pahānamāhaṁsu, kāmānaṁ pariññaṁ paññapenti? «Какое опасение в будущем видят эти почтенные жрецы и отшельники в чувственных удовольствиях, когда они говорят об оставлении чувственных удовольствий и предписывают полное понимание чувственных удовольствий?
Sukho imissā paribbājikāya taruṇāya mudukāya lomasāya bāhāya samphasso’ti te kāmesu pātabyataṁ āpajjanti. Приятно прикосновение нежной, мягкой и ласковой руки этой женщины-странницы!» Таким образом, они проглатывают чувственные удовольствия, и, сделав так,
Te kāmesu pātabyataṁ āpajjitvā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapajjanti. С распадом тела, после смерти, он возникает в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду.
Te tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedayanti. Там они переживают болезненные, мучительные, пронзающие чувства.
Te evamāhaṁsu: Они говорят так:
‘idaṁ kho te bhonto samaṇabrāhmaṇā kāmesu anāgatabhayaṁ sampassamānā kāmānaṁ pahānamāhaṁsu, kāmānaṁ pariññaṁ paññapenti, ime hi mayaṁ kāmahetu kāmanidānaṁ dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedayāmā’ti. «Вот какое опасение в будущем видели эти почтенные жрецы и отшельники в чувственных удовольствиях, когда говорили об оставлении чувственных удовольствий и предписывали полное понимание чувственных удовольствий. Ведь по причине чувственных удовольствий, из-за чувственных удовольствий мы теперь переживаем болезненные, мучительные, пронзающие чувства.
Seyyathāpi, bhikkhave, gimhānaṁ pacchime māse māluvāsipāṭikā phaleyya. Монахи, представьте, как если бы в последний месяц жаркого сезона раскрылся стручок ползучего растения малувы
Atha kho taṁ, bhikkhave, māluvābījaṁ aññatarasmiṁ sālamūle nipateyya. и семя ползучего растения малувы упало к подножью салового дерева.
Atha kho, bhikkhave, yā tasmiṁ sāle adhivatthā devatā sā bhītā saṁviggā santāsaṁ āpajjeyya. И тогда божество, проживающее в этом дереве, пришло бы в ужас, смятение, испуг.
Atha kho, bhikkhave, tasmiṁ sāle adhivatthāya devatāya mittāmaccā ñātisālohitā ārāmadevatā vanadevatā rukkhadevatā osadhitiṇavanappatīsu adhivatthā devatā saṅgamma samāgamma evaṁ samassāseyyuṁ: Но друзья [этого] божества, его товарищи, родственники и родня – садовые божества, парковые божества, древесные божества, божества, живущие в лекарственных травах, траве, лесные властелины – собрались бы вместе и заверили бы то божество так:
‘mā bhavaṁ bhāyi, mā bhavaṁ bhāyi; «Не бойся, почтенный, не бойся.
appeva nāmetaṁ māluvābījaṁ moro vā gileyya, mago vā khādeyya, davaḍāho vā ḍaheyya, vanakammikā vā uddhareyyuṁ, upacikā vā uṭṭhaheyyuṁ, abījaṁ vā panassā’ti. Быть может, павлин склюёт семя ползучего растения малувы, или дикое животное съест его, или лесной пожар спалит его, или лесорубы унесут его, или белые муравьи сожрут его, или, быть может, оно даже не всхожее».
Atha kho taṁ, bhikkhave, māluvābījaṁ neva moro gileyya, na mago khādeyya, na davaḍāho ḍaheyya, na vanakammikā uddhareyyuṁ, na upacikā uṭṭhaheyyuṁ, bījañca panassa taṁ pāvussakena meghena abhippavuṭṭhaṁ sammadeva viruheyya. Но павлин не склевал это семя, дикое животное не съело его, лесной пожар не спалил его, лесорубы не унесли его, белые муравьи не сожрали его, . И в действительности оно было всхожим. И тогда, намоченное дождём из дождевого облака, со временем семя проросло,
Sāssa māluvālatā taruṇā mudukā lomasā vilambinī, sā taṁ sālaṁ upaniseveyya. И нежный, мягкий, ласковый усик ползучего растения малувы оплёл это саловое дерево.
Atha kho, bhikkhave, tasmiṁ sāle adhivatthāya devatāya evamassa: И тогда божество, которое жило в дереве, осознало:
‘kiṁsu nāma te bhonto mittāmaccā ñātisālohitā ārāmadevatā vanadevatā rukkhadevatā osadhitiṇavanappatīsu adhivatthā devatā māluvābīje anāgatabhayaṁ sampassamānā saṅgamma samāgamma evaṁ samassāsesuṁ: Какое опасение в будущем видели мои друзья и товарищи… когда они собрались вместе и заверяли меня?
“mā bhavaṁ bhāyi mā bhavaṁ bhāyi, «Не бойся, почтенный, не бойся.
appeva nāmetaṁ māluvābījaṁ moro vā gileyya, mago vā khādeyya, davaḍāho vā ḍaheyya, vanakammikā vā uddhareyyuṁ, upacikā vā uṭṭhaheyyuṁ, abījaṁ vā panassā”ti; Быть может, павлин склюёт семя ползучего растения малувы, или дикое животное съест его, или лесной пожар спалит его, или лесорубы унесут его, или белые муравьи сожрут его, или, быть может, оно даже не всхожее».
sukho imissā māluvālatāya taruṇāya mudukāya lomasāya vilambiniyā samphasso’ti. Приятно прикосновение этого нежного, мягкого и ласкового усика ползучего растения малувы!»
Sā taṁ sālaṁ anuparihareyya. И затем ползучее растение окутало саловое дерево,
Sā taṁ sālaṁ anupariharitvā upari viṭabhiṁ kareyya. сделало над ним навес,
Upari viṭabhiṁ karitvā oghanaṁ janeyya. сбросило повсюду вокруг него завесу
Oghanaṁ janetvā ye tassa sālassa mahantā mahantā khandhā te padāleyya. и раскололо основные ветви дерева.
Atha kho, bhikkhave, tasmiṁ sāle adhivatthāya devatāya evamassa: И тогда божество, которое жило в дереве, осознало:
‘idaṁ kho te bhonto mittāmaccā ñātisālohitā ārāmadevatā vanadevatā rukkhadevatā osadhitiṇavanappatīsu adhivatthā devatā māluvābīje anāgatabhayaṁ sampassamānā saṅgamma samāgamma evaṁ samassāsesuṁ: «Вот какое опасение в будущем видели они в этом семени ползучего растения малувы.
“mā bhavaṁ bhāyi mā bhavaṁ bhāyi, appeva nāmetaṁ māluvābījaṁ moro vā gileyya, mago vā khādeyya, davaḍāho vā ḍaheyya, vanakammikā vā uddhareyyuṁ, upacikā vā uṭṭhaheyyuṁ abījaṁ vā panassā”ti.
Yañcāhaṁ māluvābījahetu dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedayāmī’ti. Из-за этого семени ползучего растения малувы я теперь переживаю болезненные, мучительные, пронзающие чувства».
Evameva kho, bhikkhave, santi eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino ‘natthi kāmesu doso’ti. Точно также, монахи, есть некие жрецы и отшельники, чья доктрина и воззрение таковы: «Нет вреда в чувственных удовольствиях»… «…мы теперь переживаем болезненные, мучительные, пронзающие чувства».
Te kāmesu pātabyataṁ āpajjanti.
Te moḷibaddhāhi paribbājikāhi paricārenti.
Te evamāhaṁsu:
‘kiṁsu nāma te bhonto samaṇabrāhmaṇā kāmesu anāgatabhayaṁ sampassamānā kāmānaṁ pahānamāhaṁsu, kāmānaṁ pariññaṁ paññapenti?
Sukho imissā paribbājikāya taruṇāya mudukāya lomasāya bāhāya samphasso’ti.
Te kāmesu pātabyataṁ āpajjanti.
Te kāmesu pātabyataṁ āpajjitvā kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapajjanti.
Te tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedayanti.
Te evamāhaṁsu:
‘idaṁ kho te bhonto samaṇabrāhmaṇā kāmesu anāgatabhayaṁ sampassamānā kāmānaṁ pahānamāhaṁsu, kāmānaṁ pariññaṁ paññapenti.
Ime hi mayaṁ kāmahetu kāmanidānaṁ dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedayāmā’ti.
Idaṁ vuccati, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannasukhaṁ āyatiṁ dukkhavipākaṁ. Это называется способом делания, который является приятным в настоящем, но созревает в будущем как боль.
Katamañca, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannadukkhañceva āyatiñca dukkhavipākaṁ? И каков, монахи, способ делания, который является болезненным в настоящем, и созревает в будущем как боль?
Idha, bhikkhave, ekacco acelako hoti muttācāro hatthāpalekhano, naehibhaddantiko, natiṭṭhabhaddantiko, nābhihaṭaṁ, na uddissakataṁ, na nimantanaṁ sādiyati, Вот, монахи, некий [аскет] ходит голым, отвергая условности, Лижет свои руки, не идет, когда его зовут, не остаётся, когда его просят. Он не принимает пищу, поднесённую ему или специально приготовленную для него, не принимает приглашения на обед.
so na kumbhimukhā paṭiggaṇhāti, na kaḷopimukhā paṭiggaṇhāti, na eḷakamantaraṁ, na daṇḍamantaraṁ, na musalamantaraṁ, na dvinnaṁ bhuñjamānānaṁ, na gabbhiniyā, na pāyamānāya, na purisantaragatāya, na saṅkittīsu, na yattha sā upaṭṭhito hoti, na yattha makkhikā saṇḍasaṇḍacārinī, na macchaṁ, na maṁsaṁ, na suraṁ, na merayaṁ, na thusodakaṁ pivati. Он не принимает ничего из горшка или чаши, через порог, через палку, через пестик [ступы]. [Он не принимает] ничего от двух обедающих [вместе] людей, от беременной женщины, от кормящей женщины, от женщины среди мужчин. [Он не принимает] ничего с того места, где объявлено о раздаче еды, с того места, где сидит собака или где летают мухи. Он не принимает рыбу или мясо. Он не пьёт спиртного, вина, или забродивших напитков.
So ekāgāriko vā hoti ekālopiko, dvāgāriko vā hoti dvālopiko …pe… sattāgāriko vā hoti sattālopiko. Он ограничивает себя одним домом [во время сбора подаяний] и одним небольшим кусочком пищи, или двумя домами и двумя небольшими кусочками… семью домами и семью небольшими кусочками пищи.
Ekissāpi dattiyā yāpeti, dvīhipi dattīhi yāpeti … sattahipi dattīhi yāpeti. Он ест только одну тарелку еды в день, две… семь тарелок еды в день.
Ekāhikampi āhāraṁ āhāreti, dvīhikampi āhāraṁ āhāreti … sattāhikampi āhāraṁ āhāreti. Iti evarūpaṁ addhamāsikampi pariyāyabhattabhojanānuyogamanuyutto viharati. Он принимает пищу только один раз в день, один раз в два дня… один раз в семь дней, и так вплоть до двух недель. Он пребывает, следуя практике приёма пищи в установленных промежутках.
So sākabhakkho vā hoti, sāmākabhakkho vā hoti, nīvārabhakkho vā hoti, daddulabhakkho vā hoti, haṭabhakkho vā hoti, kaṇabhakkho vā hoti, ācāmabhakkho vā hoti, piññākabhakkho vā hoti, tiṇabhakkho vā hoti, gomayabhakkho vā hoti, vanamūlaphalāhāro yāpeti pavattaphalabhojī. Он тот, кто ест [только] зелень; или просо; или дикий рис; или обрезки шкуры; или мох; или рисовые отруби; или рисовую накипь; или кунжутную муку; или траву; или коровий навоз. Он живёт на лесных кореньях и фруктах. Он кормится упавшими фруктами.
So sāṇānipi dhāreti, masāṇānipi dhāreti, chavadussānipi dhāreti, paṁsukūlānipi dhāreti, tirīṭānipi dhāreti, ajinampi dhāreti, ajinakkhipampi dhāreti, kusacīrampi dhāreti, vākacīrampi dhāreti, phalakacīrampi dhāreti, kesakambalampi dhāreti, vāḷakambalampi dhāreti, ulūkapakkhampi dhāreti, Он носит одежду из пеньки, из парусины, из савана, из выброшенных лохмотьев, из древесной коры, из шкур антилопы, из обрезков шкур антилопы, из травы кусы, из материала из коры, из материала из стружек; [носит] накидку, [сделанную] из волос с головы, из шерсти животного, из совиных крыльев.
kesamassulocakopi hoti, kesamassulocanānuyogamanuyutto, Он выдёргивает волосы и бороду, следует практике вырывания собственных волос и бороды.
ubbhaṭṭhakopi hoti, āsanapaṭikkhitto, Он тот, кто постоянно стоит, отвергая сиденья.
ukkuṭikopi hoti ukkuṭikappadhānamanuyutto, Он тот, кто постоянно сидит, охватывая колени руками, он предаётся поддержанию сидения с охватыванием коленей руками.
kaṇṭakāpassayikopi hoti, kaṇṭakāpassaye seyyaṁ kappeti, Он тот, кто использует подстилку с шипами. Он устраивает свою постель на подстилке с шипами.
sāyatatiyakampi udakorohanānuyogamanuyutto viharati. Он пребывает, следуя практике купания в воде три раза в день, в том числе вечером.
Iti evarūpaṁ anekavihitaṁ kāyassa ātāpanaparitāpanānuyogamanuyutto viharati. Вот такими многочисленными способами он пребывает, осуществляя практику мучения и умерщвления тела.
So kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapajjati. С распадом тела, после смерти, он возникает в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду.
Idaṁ vuccati, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannadukkhañceva āyatiñca dukkhavipākaṁ. Это называется способом делания, который является болезненным в настоящем, и созревает в будущем как боль.
Katamañca, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannadukkhaṁ āyatiṁ sukhavipākaṁ? И каков, монахи, способ делания, который является болезненным в настоящем, но созревает в будущем как удовольствие?
Idha, bhikkhave, ekacco pakatiyā tibbarāgajātiko hoti, so abhikkhaṇaṁ rāgajaṁ dukkhaṁ domanassaṁ paṭisaṁvedeti; Вот, монахи, некий человек по природе имеет сильную жажду, злобу и сильное заблуждение. Он постоянно переживает боль и грусть, рождённые из жажды, злобы и заблуждения.
pakatiyā tibbadosajātiko hoti, so abhikkhaṇaṁ dosajaṁ dukkhaṁ domanassaṁ paṭisaṁvedeti;
pakatiyā tibbamohajātiko hoti, so abhikkhaṇaṁ mohajaṁ dukkhaṁ domanassaṁ paṭisaṁvedeti.
So sahāpi dukkhena, sahāpi domanassena, assumukhopi rudamāno paripuṇṇaṁ parisuddhaṁ brahmacariyaṁ carati. Но всё же в боли и грусти, рыдая с заплаканным лицом, он ведёт совершенную и чистую святую жизнь.
So kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjati. С распадом тела, после смерти, он возникает в счастливом уделе, даже в небесном мире.
Idaṁ vuccati, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannadukkhaṁ āyatiṁ sukhavipākaṁ. Это называется способом делания, который является болезненным в настоящем, но созревает в будущем как удовольствие.
Katamañca, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannasukhañceva āyatiñca sukhavipākaṁ? И каков, монахи, способ делания, который является приятным в настоящем и созревает в будущем как удовольствие?
Idha, bhikkhave, ekacco pakatiyā na tibbarāgajātiko hoti, so na abhikkhaṇaṁ rāgajaṁ dukkhaṁ domanassaṁ paṭisaṁvedeti; Вот, монахи, некий человек по природе не имеет сильной жажды, злобы и сильного заблуждения. И он редко переживает боль и грусть, рождённые из жажды, злобы и заблуждения.
pakatiyā na tibbadosajātiko hoti, so na abhikkhaṇaṁ dosajaṁ dukkhaṁ domanassaṁ paṭisaṁvedeti;
pakatiyā na tibbamohajātiko hoti, so na abhikkhaṇaṁ mohajaṁ dukkhaṁ domanassaṁ paṭisaṁvedeti.
So vivicceva kāmehi vivicca akusalehi dhammehi savitakkaṁ savicāraṁ vivekajaṁ pītisukhaṁ paṭhamaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. Будучи отстранённым от чувственных удовольствий, отстранённым от неблагих состояний [ума], он входит и пребывает в первой джхане…
Vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ …pe… второй джхане…
tatiyaṁ jhānaṁ … третьей джхане…
catutthaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. четвёртой джхане…
So kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapajjati. С распадом тела, после смерти, он возникает в счастливом уделе, даже в небесном мире.
Idaṁ vuccati, bhikkhave, dhammasamādānaṁ paccuppannasukhañceva āyatiñca sukhavipākaṁ. Это называется способом делания, который является приятным в настоящем и созревает в будущем как удовольствие.
Imāni kho, bhikkhave, cattāri dhammasamādānānī”ti. Таковы, монахи, четыре способа делания.
Idamavoca bhagavā. Так сказал Благословенный.
Attamanā te bhikkhū bhagavato bhāsitaṁ abhinandunti. Монахи были довольны и восхитились словами Благословенного.
Cūḷadhammasamādānasuttaṁ niṭṭhitaṁ pañcamaṁ.