Other Translations: Deutsch , English
From:
Majjhima Nikāya 76 Мадджхима Никая 76
Sandakasutta К Сандаке
Evaṁ me sutaṁ—Так я слышал.
ekaṁ samayaṁ bhagavā kosambiyaṁ viharati ghositārāme. Однажды Благословенный проживал в Косамби, в парке Гхоситы.
Tena kho pana samayena sandako paribbājako pilakkhaguhāyaṁ paṭivasati mahatiyā paribbājakaparisāya saddhiṁ pañcamattehi paribbājakasatehi. И в то время странник Сандака пребывал в Пещере Дерева Пилаккхи с большим собранием странников.
Atha kho āyasmā ānando sāyanhasamayaṁ paṭisallānā vuṭṭhito bhikkhū āmantesi: И тогда, вечером, достопочтенный Ананда вышел из медитации и обратился к монахам так:
“āyāmāvuso, yena devakatasobbho tenupasaṅkamissāma guhādassanāyā”ti. «Ну же, друзья, идёмте к Пруду Девакаты посмотреть пещеру».
“Evamāvuso”ti kho te bhikkhū āyasmato ānandassa paccassosuṁ. «Да, друг» – ответили те монахи.
Atha kho āyasmā ānando sambahulehi bhikkhūhi saddhiṁ yena devakatasobbho tenupasaṅkami. И тогда достопочтенный Ананда отправился к пруду Девакаты вместе с группой монахов.
Tena kho pana samayena sandako paribbājako mahatiyā paribbājakaparisāya saddhiṁ nisinno hoti unnādiniyā uccāsaddamahāsaddāya anekavihitaṁ tiracchānakathaṁ kathentiyā, seyyathidaṁ—И в то время странник Сандака сидел с большой группой странников, которые создавали гул, громко и шумно ведя различные бессмысленные беседы, такие как
rājakathaṁ corakathaṁ mahāmattakathaṁ senākathaṁ bhayakathaṁ yuddhakathaṁ annakathaṁ pānakathaṁ vatthakathaṁ sayanakathaṁ mālākathaṁ gandhakathaṁ ñātikathaṁ yānakathaṁ gāmakathaṁ nigamakathaṁ nagarakathaṁ janapadakathaṁ itthikathaṁ sūrakathaṁ visikhākathaṁ kumbhaṭṭhānakathaṁ pubbapetakathaṁ nānattakathaṁ lokakkhāyikaṁ samuddakkhāyikaṁ itibhavābhavakathaṁ iti vā. разговоры о царях, о ворах, о министрах, об армиях, об опасностях, о сражениях, о еде, о питье, об одежде, о постелях, о гирляндах, о благовониях, о родственниках, о средствах передвижения, о деревнях, о поселениях, о городах, о странах, о женщинах, о героях, об улицах, о колодцах, об усопших, о всяких мелочах, о происхождении мира, о происхождении моря, о том, являются ли вещи такими или иными.
Addasā kho sandako paribbājako āyasmantaṁ ānandaṁ dūratova āgacchantaṁ. И тогда странник Сандака увидел достопочтенного Ананду издали.
Disvāna sakaṁ parisaṁ saṇṭhāpesi: Увидев его, он стал успокаивать своё собрание так:
“appasaddā bhonto hontu, mā bhonto saddamakattha; «Тише, господа. Не шумите, господа.
ayaṁ samaṇassa gotamassa sāvako āgacchati samaṇo ānando. Вон идёт отшельник Ананда, ученик отшельника Готамы,
Yāvatā kho pana samaṇassa gotamassa sāvakā kosambiyaṁ paṭivasanti, ayaṁ tesaṁ aññataro samaṇo ānando. один из учеников отшельника Готамы, которые сейчас в Косамби.
Appasaddakāmā kho pana te āyasmanto appasaddavinītā appasaddassa vaṇṇavādino; Эти достопочтенные любят тишину, дисциплинированны в тишине, восхваляют тишину.
appeva nāma appasaddaṁ parisaṁ viditvā upasaṅkamitabbaṁ maññeyyā”ti. Быть может, если он посчитает, что наше собрание тихое, то задумает подойти к нам».
Atha kho te paribbājakā tuṇhī ahesuṁ. И тогда те странники замолкли.
Atha kho āyasmā ānando yena sandako paribbājako tenupasaṅkami. Достопочтенный Ананда подошёл к страннику Сандаке,
Atha kho sandako paribbājako āyasmantaṁ ānandaṁ etadavoca: который сказал ему:
“etu kho bhavaṁ ānando, svāgataṁ bhoto ānandassa. «Пусть господин Ананда подойдёт! Добро пожаловать, господин Ананда!
Cirassaṁ kho bhavaṁ ānando imaṁ pariyāyamakāsi yadidaṁ idhāgamanāya. Долгое время, почтенный, у тебя не было возможности прийти сюда.
Nisīdatu bhavaṁ ānando, idamāsanaṁ paññattan”ti. Пусть господин Ананда присаживается, вот тут есть готовое сиденье».
Nisīdi kho āyasmā ānando paññatte āsane. Достопочтенный Ананда сел на подготовленное сиденье,
Sandakopi kho paribbājako aññataraṁ nīcaṁ āsanaṁ gahetvā ekamantaṁ nisīdi. а странник Сандака выбрал более низкое сиденье и сел рядом.
Ekamantaṁ nisinnaṁ kho sandakaṁ paribbājakaṁ āyasmā ānando etadavoca: Когда он сделал так, достопочтенный Ананда сказал ему:
“kāya nuttha, sandaka, etarahi kathāya sannisinnā, kā ca pana vo antarākathā vippakatā”ti? «Ради какой беседы вы сидите сейчас здесь, Сандака? В чём состояла незавершённая вами беседа?»
“Tiṭṭhatesā, bho ānanda, kathā yāya mayaṁ etarahi kathāya sannisinnā. «Господин Ананда, оставим эту беседу, ради которой мы сидим сейчас здесь вместе.
Nesā bhoto ānandassa kathā dullabhā bhavissati pacchāpi savanāya. Господин Ананда сможет послушать её потом.
Sādhu vata bhavantaṁyeva ānandaṁ paṭibhātu sake ācariyake dhammīkathā”ti. Было бы хорошо, если бы господин Ананда рассказал о Дхамме своего собственного учителя».
“Tena hi, sandaka, suṇāhi, sādhukaṁ manasi karohi, bhāsissāmī”ti. «В таком случае, Сандака, слушай внимательно то, о чём я буду говорить».
“Evaṁ, bho”ti kho sandako paribbājako āyasmato ānandassa paccassosi. «Да, почтенный» – ответил Сандака.
Āyasmā ānando etadavoca: Достопочтенный Ананда сказал следующее:
“cattārome, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena abrahmacariyavāsā akkhātā cattāri ca anassāsikāni brahmacariyāni akkhātāni, yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalan”ti. «Сандака, есть четыре способа свести на нет житие святой жизнью, которые были провозглашены Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым. А также были провозглашены эти четыре вида святой жизни без утешения, когда мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая».
“Katame pana te, bho ānanda, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena cattāro abrahmacariyavāsā akkhātā, yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalan”ti? «Но, господин Ананда, каковы эти четыре способа свести на нет житие святой жизнью... четыре вида святой жизни без утешения, когда мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью…?»
“Idha, sandaka, ekacco satthā evaṁvādī hoti evaṁdiṭṭhi: «Сандака, вот некий учитель придерживается такой доктрины и воззрения:
‘natthi dinnaṁ, natthi yiṭṭhaṁ, natthi hutaṁ, natthi sukatadukkaṭānaṁ kammānaṁ phalaṁ vipāko, natthi ayaṁ loko, natthi paroloko, natthi mātā, natthi pitā, natthi sattā opapātikā, natthi loke samaṇabrāhmaṇā sammaggatā sammāpaṭipannā ye imañca lokaṁ parañca lokaṁ sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedenti. «Нет ничего, что дано; нет ничего, что предложено; нет ничего, что пожертвовано. Нет плода или результата хороших или плохих поступков. Нет этого мира, нет следующего мира; Нет отца, нет матери, нет спонтанно рождающихся существ. Нет хороших и нравственных жрецов и отшельников в мире, которые, сами реализовав [это своим собственным] прямым знанием, провозгласили этот мир и другой мир.
Cātumahābhūtiko ayaṁ puriso yadā kālaṁ karoti, pathavī pathavīkāyaṁ anupeti anupagacchati, āpo āpokāyaṁ anupeti anupagacchati, tejo tejokāyaṁ anupeti anupagacchati, vāyo vāyokāyaṁ anupeti anupagacchati, ākāsaṁ indriyāni saṅkamanti. Человек состоит из четырёх великих элементов. Когда кто-либо умирает, земля возвращается и сливается с телом земли, Вода возвращается и сливается с телом воды, Огонь возвращается и сливается с телом огня, Воздух возвращается и сливается с телом воздуха, а все способности переходят в пространство.
Āsandipañcamā purisā mataṁ ādāya gacchanti, [Четыре] человека, где похоронные носилки являются пятыми, уносят труп.
yāvāḷāhanā padāni paññāyanti. Похоронная процессия доходит до кладбища.
Kāpotakāni aṭṭhīni bhavanti. Кости белеют.
Bhassantā āhutiyo; Сгорающие подношения превращаются в пепел.
dattupaññattaṁ yadidaṁ dānaṁ. Даяние – это доктрина дураков.
Tesaṁ tucchā musā vilāpo ye keci atthikavādaṁ vadanti. Когда кто-либо утверждает, что есть [плоды дарения] – то это пустая, лживая болтовня.
Bāle ca paṇḍite ca kāyassa bhedā ucchijjanti vinassanti na honti paraṁ maraṇā’ti. Дураки и мудрецы одинаково уничтожаются и разрушаются с распадом тела и после смерти они не существуют».
Tatra, sandaka, viññū puriso iti paṭisañcikkhati: В отношении этого мудрый человек рассуждает так:
‘ayaṁ kho bhavaṁ satthā evaṁvādī evaṁdiṭṭhi—«Этот славный учитель придерживается такой доктрины…
natthi dinnaṁ, natthi yiṭṭhaṁ, natthi hutaṁ, natthi sukatadukkaṭānaṁ kammānaṁ phalaṁ vipāko, natthi ayaṁ loko, natthi paroloko, natthi mātā, natthi pitā, natthi sattā opapātikā, natthi loke samaṇabrāhmaṇā sammaggatā sammāpaṭipannā ye imañca lokaṁ parañca lokaṁ sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedenti.
Cātumahābhūtiko ayaṁ puriso yadā kālaṁ karoti, pathavī pathavīkāyaṁ anupeti anupagacchati, āpo āpokāyaṁ anupeti anupagacchati, tejo tejokāyaṁ anupeti anupagacchati, vāyo vāyokāyaṁ anupeti anupagacchati, ākāsaṁ indriyāni saṅkamanti.
Āsandipañcamā purisā mataṁ ādāya gacchanti, yāvāḷāhanā padāni paññāyanti.
Kāpotakāni aṭṭhīni bhavanti.
Bhassantā āhutiyo;
dattupaññattaṁ yadidaṁ dānaṁ.
Tesaṁ tucchā musā vilāpo ye keci atthikavādaṁ vadanti.
Bāle ca paṇḍite ca kāyassa bhedā ucchijjanti vinassanti na honti paraṁ maraṇā’ti.
Sace imassa bhoto satthuno saccaṁ vacanaṁ, akatena me ettha kataṁ, avusitena me ettha vusitaṁ. Если слова этого славного учителя правдивы, тогда мы оба в этом в точности равны,
Ubhopi mayaṁ ettha samasamā sāmaññaṁ pattā, yo cāhaṁ na vadāmi ‘ubho kāyassa bhedā ucchijjissāma, vinassissāma, na bhavissāma paraṁ maraṇā’ti. находимся на одном уровне – я, не практиковавший [этого учения], и он, практиковавший его; я, не живший [святой жизнью], и он живший ею. При этом, я не говорю, что оба из нас уничтожаются и разрушаются с распадом тела и что после смерти нас не существует.
Atirekaṁ kho panimassa bhoto satthuno naggiyaṁ muṇḍiyaṁ ukkuṭikappadhānaṁ kesamassulocanaṁ, yohaṁ puttasambādhasayanaṁ ajjhāvasanto kāsikacandanaṁ paccanubhonto mālāgandhavilepanaṁ dhārento jātarūparajataṁ sādiyanto iminā bhotā satthārā samasamagatiko bhavissāmi abhisamparāyaṁ. Но [ведь] это излишне для этого славного учителя – ходить голым, быть побритым, принуждать себя к сидению с охватыванием коленей руками, вырывать свои волосы и бороду – так как я, [то есть] тот, кто живёт в доме, полном детей, использует сандаловое дерево из Варанаси, носит гирлянды, [пользуется] благовониями и мазями, принимает золото и серебро, повстречаю тот же самый удел, ту же самую будущую участь, что и этот славный учитель.
Sohaṁ kiṁ jānanto kiṁ passanto imasmiṁ satthari brahmacariyaṁ carissāmi? Что я знаю и вижу [такого], чтобы вести святую жизнь под [учительством] этого учителя?»
‘So abrahmacariyavāso ayan’ti—Поэтому, когда он выясняет, что этот путь сводит на нет житие святой жизнью,
iti viditvā tasmā brahmacariyā nibbijja pakkamati. он отворачивается от него и оставляет его.
Ayaṁ kho, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena paṭhamo abrahmacariyavāso akkhāto yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Таков первый путь, сводящий на нет житие святой жизнью, что был провозглашён Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, в котором мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Puna caparaṁ, sandaka, idhekacco satthā evaṁvādī hoti evaṁdiṭṭhi: Далее, Сандака, некий учитель придерживается такой доктрины и воззрения:
‘karoto kārayato chindato chedāpayato pacato pācāpayato socayato socāpayato kilamato kilamāpayato phandato phandāpayato pāṇamatipātayato adinnaṁ ādiyato sandhiṁ chindato nillopaṁ harato ekāgārikaṁ karoto paripanthe tiṭṭhato paradāraṁ gacchato musā bhaṇato karoto na karīyati pāpaṁ. «Действуя или побуждая действовать других, калеча или побуждая калечить других, пытая или побуждая пытать других, огорчая или побуждая огорчать других, угнетая или побуждая угнетать других, наводя ужас или побуждая наводить ужас других; убивая живых существ, забирая то, что не было дано, врываясь в дома, расхищая имущество, совершая кражу, совершая разбой на дорогах, совращая чужую жену, говоря ложь – человек не делает зла.
Khurapariyantena cepi cakkena yo imissā pathaviyā pāṇe ekaṁ maṁsakhalaṁ ekaṁ maṁsapuñjaṁ kareyya, natthi tatonidānaṁ pāpaṁ, natthi pāpassa āgamo. Если [железным] диском с острыми краями превратить живых существ на этой земле в одну кучу из плоти, одну груду из плоти, то не свершилось бы зла по этой причине, не наступило бы зла.
Dakkhiṇañcepi gaṅgāya tīraṁ gaccheyya hananto ghātento chindanto chedāpento pacanto pacāpento, natthi tatonidānaṁ pāpaṁ, natthi pāpassa āgamo. Даже если кто-либо шёл бы вдоль южного берега Ганги, убивая и побуждая убивать других, калеча и побуждая калечить других, пытая и побуждая пытать других, – то не свершилось бы зла по этой причине, не наступило бы зла.
Uttarañcepi gaṅgāya tīraṁ gaccheyya dadanto dāpento yajanto yajāpento, natthi tatonidānaṁ puññaṁ, natthi puññassa āgamo. Даже если кто-либо шёл бы вдоль северного берега Ганги, раздавая дары и побуждая раздавать дары других, делая подношения и побуждая делать подношения других, – то не свершилось бы благих заслуг по этой причине, не наступило бы заслуг.
Dānena damena saṁyamena saccavajjena natthi puññaṁ, natthi puññassa āgamo’ti. Благодаря щедрости, самообузданию, сдержанности, правдивой речи – не свершается заслуг по этой причине, не наступает заслуг».
Tatra, sandaka, viññū puriso iti paṭisañcikkhati: В отношении этого мудрый человек рассуждает так:
‘ayaṁ kho bhavaṁ satthā evaṁvādī evaṁdiṭṭhi—«Этот славный учитель придерживается такой доктрины…
karoto kārayato chindato chedāpayato pacato pācāpayato socato socāpayato kilamato kilamāpayato phandato phandāpayato pāṇamatipātayato adinnaṁ ādiyato sandhiṁ chindato nillopaṁ harato ekāgārikaṁ karoto paripanthe tiṭṭhato paradāraṁ gacchato musā bhaṇato karoto na karīyati pāpaṁ khurapariyantena cepi cakkena yo imissā pathaviyā pāṇe ekaṁ maṁsakhalaṁ ekaṁ maṁsapuñjaṁ kareyya, natthi tatonidānaṁ pāpaṁ, natthi pāpassa āgamo.
Dakkhiṇañcepi gaṅgāya tīraṁ gaccheyya hananto ghātento chindanto chedāpento pacanto pacāpento, natthi tatonidānaṁ pāpaṁ, natthi pāpassa āgamo.
Uttarañcepi gaṅgāya tīraṁ gaccheyya dadanto dāpento yajanto yajāpento, natthi tatonidānaṁ puññaṁ, natthi puññassa āgamo.
Dānena damena saṁyamena saccavajjena natthi puññaṁ, natthi puññassa āgamo’ti.
Sace imassa bhoto satthuno saccaṁ vacanaṁ, akatena me ettha kataṁ, avusitena me ettha vusitaṁ. Если слова этого славного учителя правдивы, тогда мы оба в этом в точности равны,
Ubhopi mayaṁ ettha samasamā sāmaññaṁ pattā, yo cāhaṁ na vadāmi ‘ubhinnaṁ kurutaṁ na karīyati pāpan’ti. находимся на одном уровне – я, не практиковавший [этого учения], и он, практиковавший его; я, не живший [святой жизнью], и он живший ею. При этом, я не говорю, что чего бы оба [из нас] ни делали, при этом не свершается зла.
Atirekaṁ kho panimassa bhoto satthuno naggiyaṁ muṇḍiyaṁ ukkuṭikappadhānaṁ kesamassulocanaṁ, yohaṁ puttasambādhasayanaṁ ajjhāvasanto kāsikacandanaṁ paccanubhonto mālāgandhavilepanaṁ dhārento jātarūparajataṁ sādiyanto iminā bhotā satthārā samasamagatiko bhavissāmi abhisamparāyaṁ. Но [ведь] это излишне для этого славного учителя – ходить голым, быть побритым, принуждать себя к сидению с охватыванием коленей руками, вырывать свои волосы и бороду – так как я, [то есть] тот, кто живёт в доме, полном детей, использует сандаловое дерево из Варанаси, носит гирлянды, [пользуется] благовониями и мазями, принимает золото и серебро, повстречаю тот же самый удел, ту же самую будущую участь, что и этот славный учитель.
Sohaṁ kiṁ jānanto kiṁ passanto imasmiṁ satthari brahmacariyaṁ carissāmi? Что я знаю и вижу [такого], чтобы вести святую жизнь под [учительством] этого учителя?»
‘So abrahmacariyavāso ayan’ti Поэтому, когда он выясняет, что этот путь сводит на нет житие святой жизнью,
iti viditvā tasmā brahmacariyā nibbijja pakkamati. он отворачивается от него и оставляет его.
Ayaṁ kho, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena dutiyo abrahmacariyavāso akkhāto yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Таков второй путь, сводящий на нет житие святой жизнью, что был провозглашён Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, в котором мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Puna caparaṁ, sandaka, idhekacco satthā evaṁvādī hoti evaṁdiṭṭhi: Далее, Сандака, некий учитель придерживается такой доктрины и воззрения:
‘natthi hetu, natthi paccayo sattānaṁ saṅkilesāya; «Нет причины или условия для загрязнения [умов] существ.
ahetū appaccayā sattā saṅkilissanti; Существа загрязняются без причины или условия.
natthi hetu, natthi paccayo sattānaṁ visuddhiyā; Нет причины или условия для очищения [умов] существ.
ahetū appaccayā sattā visujjhanti; Существа очищаются без причины или условия.
natthi balaṁ, natthi vīriyaṁ, natthi purisathāmo, natthi purisaparakkamo; Нет мощи, нет усердия, нет человеческой силы, человеческой стойкости.
sabbe sattā sabbe pāṇā sabbe bhūtā sabbe jīvā avasā abalā avīriyā niyatisaṅgatibhāvapariṇatā chasvevābhijātīsu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedentī’ti. Все существа, всякая жизнь, всё живое, все души – не имеют влияния, лишены силы, усилия. Ограниченные судьбой, обстоятельствами, природой, они переживают удовольствие и боль в шести [великих] классах [рождения]».
Tatra, sandaka, viññū puriso iti paṭisañcikkhati: В отношении этого мудрый человек рассуждает так:
‘ayaṁ kho bhavaṁ satthā evaṁvādī evaṁdiṭṭhi—«Этот славный учитель придерживается такой доктрины…
natthi hetu, natthi paccayo sattānaṁ saṅkilesāya, ahetū appaccayā sattā saṅkilissanti.
Natthi hetu natthi paccayo sattānaṁ visuddhiyā, ahetū appaccayā sattā visujjhanti.
Natthi balaṁ, natthi vīriyaṁ, natthi purisathāmo, natthi purisaparakkamo, sabbe sattā sabbe pāṇā sabbe bhūtā sabbe jīvā avasā abalā avīriyā niyatisaṅgatibhāvapariṇatā chasvevābhijātīsu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedentī’ti.
Sace imassa bhoto satthuno saccaṁ vacanaṁ, akatena me ettha kataṁ, avusitena me ettha vusitaṁ. Если слова этого славного учителя правдивы, тогда мы оба в этом в точности равны,
Ubhopi mayaṁ ettha samasamā sāmaññaṁ pattā, yo cāhaṁ na vadāmi ‘ubho ahetū appaccayā visujjhissāmā’ti. находимся на одном уровне – я, не практиковавший [этого учения], и он, практиковавший его; я, не живший [святой жизнью], и он живший ею. При этом, я не говорю, что оба [из нас] будут очищены без условия или причины.
Atirekaṁ kho panimassa bhoto satthuno naggiyaṁ muṇḍiyaṁ ukkuṭikappadhānaṁ kesamassulocanaṁ, yohaṁ puttasambādhasayanaṁ ajjhāvasanto kāsikacandanaṁ paccanubhonto mālāgandhavilepanaṁ dhārento jātarūparajataṁ sādiyanto iminā bhotā satthārā samasamagatiko bhavissāmi abhisamparāyaṁ. Но [ведь] это излишне для этого славного учителя – ходить голым, быть побритым, принуждать себя к сидению с охватыванием коленей руками, вырывать свои волосы и бороду – так как я, [то есть] тот, кто живёт в доме, полном детей, использует сандаловое дерево из Варанаси, носит гирлянды, [пользуется] благовониями и мазями, принимает золото и серебро, повстречаю тот же самый удел, ту же самую будущую участь, что и этот славный учитель.
Sohaṁ kiṁ jānanto kiṁ passanto imasmiṁ satthari brahmacariyaṁ carissāmi? Что я знаю и вижу [такого], чтобы вести святую жизнь под [учительством] этого учителя?»
‘So abrahmacariyavāso ayan’ti—Поэтому, когда он выясняет, что этот путь сводит на нет житие святой жизнью,
iti viditvā tasmā brahmacariyā nibbijja pakkamati. он отворачивается от него и оставляет его.
Ayaṁ kho, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena tatiyo abrahmacariyavāso akkhāto yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Таков третий путь, сводящий на нет житие святой жизнью, что был провозглашён Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, в котором мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Puna caparaṁ, sandaka, idhekacco satthā evaṁvādī hoti evaṁdiṭṭhi: Далее, Сандака, некий учитель придерживается такой доктрины и воззрения:
‘sattime kāyā akaṭā akaṭavidhā animmitā animmātā vañjhā kūṭaṭṭhā esikaṭṭhāyiṭṭhitā, «Есть эти семь тел, которые не сотворены, не рождены, не созданы – у них нет создателя, они бесплодны, устойчивы как вершины гор, устойчивы как колонны.
te na iñjanti na vipariṇamanti na aññamaññaṁ byābādhenti nālaṁ aññamaññassa sukhāya vā dukkhāya vā sukhadukkhāya vā. Они не двигаются и не изменяются и не мешают друг другу. Ни одно [из них] не способно [породить] удовольствие, боль, ни-удовольствие-ни-боль.
Katame satta? Какие семь?
Pathavīkāyo āpokāyo tejokāyo vāyokāyo sukhe dukkhe jīve sattame—Тело земли, тело воды, тело огня, тело воздуха, удовольствие, боль, и душа в качестве седьмого.
ime sattakāyā akaṭā akaṭavidhā animmitā animmātā vañjhā kūṭaṭṭhā esikaṭṭhāyiṭṭhitā. Эти семь тел не сотворены, не рождены, не созданы – у них нет создателя, они бесплодны, устойчивы как вершины гор, устойчивы как колонны.
Te na iñjanti na vipariṇamanti na aññamaññaṁ byābādhenti. Nālaṁ aññamaññassa sukhāya vā dukkhāya vā sukhadukkhāya vā. Они не двигаются и не изменяются и не мешают друг другу. Ни одно [из них] не способно [породить] удовольствие, боль, ни-удовольствие-ни-боль.
Tattha natthi hantā vā ghātetā vā sotā vā sāvetā vā viññātā vā viññāpetā vā. Поэтому здесь нет ни убийцы, ни палача, ни слушающего, ни говорящего, ни познающего, ни объявляющего.
Yopi tiṇhena satthena sīsaṁ chindati, na koci kañci jīvitā voropeti. Даже тот, кто срубает голову другого острым мечом, не лишает кого-либо жизни.
Sattannaṁ tveva kāyānamantarena satthaṁ vivaramanupatati. Меч просто лишь проходит через пространство между семью телами.
Cuddasa kho panimāni yonipamukhasatasahassāni saṭṭhi ca satāni cha ca satāni pañca ca kammuno satāni pañca ca kammāni tīṇi ca kammāni, kamme ca aḍḍhakamme ca, dvaṭṭhipaṭipadā, dvaṭṭhantarakappā, chaḷābhijātiyo, aṭṭha purisabhūmiyo, ekūnapaññāsa ājīvakasate, ekūnapaññāsa paribbājakasate, ekūnapaññāsa nāgāvāsasate, vīse indriyasate, tiṁse nirayasate, chattiṁsa rajodhātuyo, satta saññīgabbhā, satta asaññīgabbhā, satta nigaṇṭhigabbhā, satta devā, satta mānusā, satta pesācā, satta sarā, satta pavuṭā, satta papātā, satta papātasatāni, satta supinā, satta supinasatāni, cullāsīti mahākappino satasahassāni, yāni bāle ca paṇḍite ca sandhāvitvā saṁsaritvā dukkhassantaṁ karissanti. Существует четырнадцать сотен тысяч основных видов рождения и [ещё] шесть тысяч и [ещё] шестьсот. Существует пятьсот видов каммы, пять видов каммы и три вида каммы, есть полная камма и половинчатая камма. Есть 62 пути, 62 малых цикла существования мира, 6 классов, 8 уровней человека, сорок девять сотен средств к жизни, сорок девять сотен видов странников, сорок девять сотен видов обителей нагов, двадцать сотен качеств, тридцать сотен адов и 36 элементов пыли семь видов эмбрионов с восприятием, семь видов эмбрионов без восприятия, семь видов эмбрионов без оболочки, семь видов богов, семь видов человеческих существ, 7 видов демонов, семь озёр, семь узлов, семь пропастей, семь сотен [ещё других] видов пропастей, семь видов сновидений, семь сотен [ещё других] видов сновидений, восемьдесят четыре сотни тысяч великих циклов существования мира, в которых, мчась и скитаясь по круговерти перерождений, глупцы и мудрые одинаково положат конец страданиям.
Tattha natthi imināhaṁ sīlena vā vatena vā tapena vā brahmacariyena vā aparipakkaṁ vā kammaṁ paripācessāmi, paripakkaṁ vā kammaṁ phussa phussa byantiṁ karissāmīti. Нет ничего из этого: «Посредством этой нравственности или предписаний или аскезы или святой жизни я дам созреть несозревшей камме или же уничтожу созревшую камму, когда она проявится».
Hevaṁ natthi doṇamite sukhadukkhe pariyantakate saṁsāre, natthi hāyanavaḍḍhane, natthi ukkaṁsāvakaṁse. Удовольствие и боль распределены. Круговерть перерождений ограниченна. Нет [возможности] сократить её или удлинить, увеличить или уменьшить.
Seyyathāpi nāma suttaguḷe khitte nibbeṭhiyamānameva paleti; Подобно тому как разматывается брошенный моток пряжи,
evameva bāle ca paṇḍite ca sandhāvitvā saṁsaritvā dukkhassantaṁ karissantī’ti. точно так же глупцы и мудрые, мчась и скитаясь по круговерти перерождений одинаково положат конец страданиям».
Tatra, sandaka, viññū puriso iti paṭisañcikkhati: В отношении этого мудрый человек рассуждает так:
‘ayaṁ kho bhavaṁ satthā evaṁvādī evaṁdiṭṭhi—«Этот славный учитель придерживается такой доктрины…
sattime kāyā akaṭā akaṭavidhā animmitā animmātā vañjhā kūṭaṭṭhā esikaṭṭhāyiṭṭhitā.
Te na iñjanti na vipariṇamanti na aññamaññaṁ byābādhenti.
Nālaṁ aññamaññassa sukhāya vā dukkhāya vā sukhadukkhāya vā.
Katame satta?
Pathavīkāyo āpokāyo tejokāyo vāyokāyo sukhe dukkhe jīve sattame—
ime satta kāyā akaṭā akaṭavidhā animmitā animmātā vañjhā kūṭaṭṭhā esikaṭṭhāyiṭṭhitā.
Te na iñjanti na vipariṇamanti na aññamaññaṁ byābādhenti.
Nālaṁ aññamaññassa sukhāya vā dukkhāya vā sukhadukkhāya vā.
Tattha natthi hantā vā ghātetā vā sotā vā sāvetā vā viññātā vā viññāpetā vā.
Yopi tiṇhena satthena sīsaṁ chindati, na koci kañci jīvitā voropeti.
Sattannaṁ tveva kāyānamantarena satthaṁ vivaramanupatati.
Cuddasa kho panimāni yonipamukhasatasahassāni saṭṭhi ca satāni cha ca satāni pañca ca kammuno satāni pañca ca kammāni tīṇi ca kammāni, kamme ca aḍḍhakamme ca, dvaṭṭhipaṭipadā, dvaṭṭhantarakappā, chaḷābhijātiyo, aṭṭha purisabhūmiyo, ekūnapaññāsa ājīvakasate, ekūnapaññāsa paribbājakasate, ekūnapaññāsa nāgāvāsasate, vīse indriyasate, tiṁse nirayasate, chattiṁsa rajodhātuyo, satta saññīgabbhā, satta asaññīgabbhā, satta nigaṇṭhigabbhā, satta devā, satta mānusā, satta pesācā, satta sarā, satta pavuṭā, satta papātā, satta papātasatāni, satta supinā, satta supinasatāni, cullāsīti mahākappino satasahassāni, yāni bāle ca paṇḍite ca sandhāvitvā saṁsaritvā dukkhassantaṁ karissanti.
Tattha natthi imināhaṁ sīlena vā vatena vā tapena vā brahmacariyena vā aparipakkaṁ vā kammaṁ paripācessāmi, paripakkaṁ vā kammaṁ phussa phussa byantiṁ karissāmīti, hevaṁ natthi doṇamite sukhadukkhe pariyantakate saṁsāre, natthi hāyanavaḍḍhane, natthi ukkaṁsāvakaṁse.
Seyyathāpi nāma suttaguḷe khitte nibbeṭhiyamānameva paleti;
evameva bāle ca paṇḍite ca sandhāvitvā saṁsaritvā dukkhassantaṁ karissantī’ti.
Sace pana imassa bhoto satthuno saccaṁ vacanaṁ, akatena me ettha kataṁ, avusitena me ettha vusitaṁ. Если слова этого славного учителя правдивы, тогда мы оба в этом в точности равны,
Ubhopi mayaṁ ettha samasamā sāmaññaṁ pattā, yo cāhaṁ na vadāmi ‘ubho sandhāvitvā saṁsaritvā dukkhassantaṁ karissāmā’ti. находимся на одном уровне – я, не практиковавший [этого учения], и он, практиковавший его; я, не живший [святой жизнью], и он живший ею. При этом, я не говорю, что оба [из нас] одинаково положат конец страданиям, побегав и проблуждав [ограниченное число жизней] по круговерти перерождений.
Atirekaṁ kho panimassa bhoto satthuno naggiyaṁ muṇḍiyaṁ ukkuṭikappadhānaṁ kesamassulocanaṁ, yohaṁ puttasambādhasayanaṁ ajjhāvasanto kāsikacandanaṁ paccanubhonto mālāgandhavilepanaṁ dhārento jātarūparajataṁ sādiyanto iminā bhotā satthārā samasamagatiko bhavissāmi abhisamparāyaṁ. Но [ведь] это излишне для этого славного учителя – ходить голым, быть побритым, принуждать себя к сидению с охватыванием коленей руками, вырывать свои волосы и бороду – так как я, [то есть] тот, кто живёт в доме, полном детей, использует сандаловое дерево из Варанаси, носит гирлянды, [пользуется] благовониями и мазями, принимает золото и серебро, повстречаю тот же самый удел, ту же самую будущую участь, что и этот славный учитель.
Sohaṁ kiṁ jānanto kiṁ passanto imasmiṁ satthari brahmacariyaṁ carissāmi? Что я знаю и вижу [такого], чтобы вести святую жизнь под [учительством] этого учителя?»
‘So abrahmacariyavāso ayan’ti—Поэтому, когда он выясняет, что этот путь сводит на нет житие святой жизнью,
iti viditvā tasmā brahmacariyā nibbijja pakkamati. он отворачивается от него и оставляет его.
Ayaṁ kho, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena catuttho abrahmacariyavāso akkhāto yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Таков четвёртый путь, сводящий на нет житие святой жизнью, что был провозглашён Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, в котором мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Ime kho te, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena cattāro abrahmacariyavāsā akkhātā yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalan”ti. Таковы, Сандака, четыре пути свести на нет житие святой жизнью, что были провозглашены Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, когда мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая».
“Acchariyaṁ, bho ānanda, abbhutaṁ, bho ānanda. «Удивительно, господин Ананда, поразительно,
Yāvañcidaṁ tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena cattāro abrahmacariyavāsāva samānā ‘abrahmacariyavāsā’ti akkhātā yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalanti. как [эти] четыре пути свести на нет житие святой жизнью были провозглашены Благословенным…. не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Katamāni pana tāni, bho ānanda, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena cattāri anassāsikāni brahmacariyāni akkhātāni yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalan”ti? Но, господин Ананда, каковы те четыре вида святой жизни без утешения, что были провозглашены Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, в которой мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая?»
“Idha, sandaka, ekacco satthā sabbaññū sabbadassāvī aparisesaṁ ñāṇadassanaṁ paṭijānāti: «Сандака, бывает так, когда некий учитель заявляет о всезнании и всевидении, [утверждает, что] имеет такое полное знание и видение:
‘carato ca me tiṭṭhato ca suttassa ca jāgarassa ca satataṁ samitaṁ ñāṇadassanaṁ paccupaṭṭhitan’ti. «Иду ли я, стою, сплю или бодрствую, знание и видение постоянно и непрерывно наличествуют во мне».
So suññampi agāraṁ pavisati, piṇḍampi na labhati, kukkuropi ḍaṁsati, caṇḍenapi hatthinā samāgacchati, caṇḍenapi assena samāgacchati, caṇḍenapi goṇena samāgacchati, itthiyāpi purisassapi nāmampi gottampi pucchati, gāmassapi nigamassapi nāmampi maggampi pucchati. Он входит в пустой дом; не получает подаяний; собака кусает его; он встречает на своём пути дикого слона, дикую лошадь, дикого быка; он спрашивает имя и клан у женщины или мужчины; он спрашивает название города или деревни, а также и дорогу туда.
So ‘kimidan’ti puṭṭho samāno ‘suññaṁ me agāraṁ pavisitabbaṁ ahosi’, tena pāvisiṁ; ‘piṇḍampi aladdhabbaṁ ahosi’, tena nālatthaṁ; ‘kukkurena ḍaṁsitabbaṁ ahosi’, tenamhi daṭṭho; ‘caṇḍena hatthinā samāgantabbaṁ ahosi’, tena samāgamiṁ; ‘caṇḍena assena samāgantabbaṁ ahosi’, tena samāgamiṁ; ‘caṇḍena goṇena samāgantabbaṁ ahosi’, tena samāgamiṁ; ‘itthiyāpi purisassapi nāmampi gottampi pucchitabbaṁ ahosi’, tena pucchiṁ; ‘gāmassapi nigamassapi nāmampi maggampi pucchitabbaṁ ahosi’, tena pucchinti. Когда его спрашивают: «Как же так?», он отвечает: «Мне нужно было войти в пустой дом, вот почему я вошёл в него. Мне нужно было не получить подаяний, вот почему я не получил. Мне нужно было быть укушенным собакой, вот почему я был укушен. Мне нужно было повстречаться с диким слоном, дикой лошадью, диким быком, вот почему я повстречался с ними. Мне нужно было спросить имя и клан у женщины или мужчины, вот почему я спросил. Мне нужно было спросить название города или деревни, а также и дорогу туда, вот почему я спросил».
Tatra, sandaka, viññū puriso iti paṭisañcikkhati: В отношении этого мудрый человек рассуждает так:
‘ayaṁ kho bhavaṁ satthā sabbaññū sabbadassāvī aparisesaṁ ñāṇadassanaṁ paṭijānāti …pe… ‘gāmassapi nigamassapi nāmampi maggampi pucchitabbaṁ ahosi, tena pucchin’ti. «Этот славный учитель заявляет о том, что он всезнающий и всевидящий… когда его спросили: «Как же так?», он ответил: «Мне нужно было…».
So ‘anassāsikaṁ idaṁ brahmacariyan’ti—Поэтому когда он выясняет, что [из-за этого] эта святая жизнь не имеет утешения,
iti viditvā tasmā brahmacariyā nibbijja pakkamati. он отворачивается от него и оставляет его.
Idaṁ kho, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena paṭhamaṁ anassāsikaṁ brahmacariyaṁ akkhātaṁ yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Таков первый вид святой жизни без утешения, что был провозглашён Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, когда мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Puna caparaṁ, sandaka, idhekacco satthā anussaviko hoti anussavasacco. Далее, Сандака, бывает так, когда некий учитель – приверженец традиции, тот, кто считает, что устная традиция [передачи учения] является правдой.
So anussavena itihitihaparamparāya piṭakasampadāya dhammaṁ deseti. Он учит Дхамме посредством устной традиции, посредством дошедших легенд, посредством авторитета собраний [заученных текстов].
Anussavikassa kho pana, sandaka, satthuno anussavasaccassa sussutampi hoti dussutampi hoti tathāpi hoti aññathāpi hoti. Но когда учитель – приверженец традиции, тот, кто считает, что устная традиция [передачи учения] является правдой, то в этом случае [может быть так], что что-то хорошо было передано, а что-то плохо было передано, что-то является правдой, а что-то нет.
Tatra, sandaka, viññū puriso iti paṭisañcikkhati: В отношении этого мудрый человек рассуждает так:
‘ayaṁ kho bhavaṁ satthā anussaviko anussavasacco so anussavena itihitihaparamparāya piṭakasampadāya dhammaṁ deseti. «Этот славный учитель – приверженец традиции, тот, кто считает, что устная традиция [передачи учения] является правдой. Он учит Дхамме посредством устной традиции, посредством дошедших легенд, посредством авторитета собраний [заученных текстов].
Anussavikassa kho pana satthuno anussavasaccassa sussutampi hoti dussutampi hoti tathāpi hoti aññathāpi hoti’. Но когда учитель – приверженец традиции, тот, кто считает, что устная традиция [передачи учения] является правдой, то в этом случае [может быть так], что что-то хорошо было передано, а что-то плохо было передано, что-то является правдой, а что-то нет.
So ‘anassāsikaṁ idaṁ brahmacariyan’ti—Поэтому когда он выясняет, что [из-за этого] эта святая жизнь не имеет утешения,
iti viditvā tasmā brahmacariyā nibbijja pakkamati. он отворачивается от него и оставляет его.
Idaṁ kho, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena dutiyaṁ anassāsikaṁ brahmacariyaṁ akkhātaṁ yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Таков второй вид святой жизни без утешения, что был провозглашён Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, когда мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Puna caparaṁ, sandaka, idhekacco satthā takkī hoti vīmaṁsī. Далее, Сандака, бывает так, когда некий учитель – тот, кто рассуждает и вопрошает.
So takkapariyāhataṁ vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānaṁ dhammaṁ deseti. Он обучает Дхамме, обдуманной [только лишь своим] размышлением, следуя собственному рассмотрению по мере того, как оно происходит в нём.
Takkissa kho pana, sandaka, satthuno vīmaṁsissa sutakkitampi hoti duttakkitampi hoti tathāpi hoti aññathāpi hoti. Но когда учитель – тот, кто рассуждает и вопрошает, то [может быть так], что что-то хорошо продумано, а что-то ошибочно продумано, что-то является истиной, а что-то нет.
Tatra, sandaka, viññū puriso iti paṭisañcikkhati: В отношении этого мудрый человек рассуждает так:
‘ayaṁ kho bhavaṁ satthā takkī vīmaṁsī. «Этот славный учитель – тот, кто рассуждает и вопрошает.
So takkapariyāhataṁ vīmaṁsānucaritaṁ sayampaṭibhānaṁ dhammaṁ deseti. Он обучает Дхамме, обдуманной [только лишь своим] размышлением, следуя собственному рассмотрению по мере того, как оно происходит в нём.
Takkissa kho pana satthuno vīmaṁsissa sutakkitampi hoti duttakkitampi hoti tathāpi hoti aññathāpi hoti’. Но когда учитель – тот, кто рассуждает и вопрошает, то [может быть так], что что-то хорошо продумано, а что-то ошибочно продумано, что-то является истиной, а что-то нет.
So ‘anassāsikaṁ idaṁ brahmacariyan’ti—Поэтому когда он выясняет, что [из-за этого] эта святая жизнь не имеет утешения,
iti viditvā tasmā brahmacariyā nibbijja pakkamati. он отворачивается от него и оставляет его.
Idaṁ kho, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena tatiyaṁ anassāsikaṁ brahmacariyaṁ akkhātaṁ yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Таков третий вид святой жизни без утешения, что был провозглашён Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, когда мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Puna caparaṁ, sandaka, idhekacco satthā mando hoti momūho. Далее, Сандака, бывает так, когда некий учитель глуп и запутан.
So mandattā momūhattā tattha tattha pañhaṁ puṭṭho samāno vācāvikkhepaṁ āpajjati amarāvikkhepaṁ: Поскольку он глуп и запутан, то когда ему задают такой-то и такой-то вопрос, он пускается в словесные извивания, точно уж на сковороде:
‘evantipi me no, tathātipi me no, aññathātipi me no, notipi me no, no notipi me no’ti. «Я не говорю, что это так. И я не говорю, что это эдак. И я не говорю, что это иначе. И я не говорю, что это не так. И я не говорю, что это как-то иначе, чем не так».
Tatra, sandaka, viññū puriso iti paṭisañcikkhati: В отношении этого мудрый человек рассуждает так:
‘ayaṁ kho bhavaṁ satthā mando momūho. «Этот славный учитель – глуп и запутан.
So mandattā momūhattā tattha tattha pañhaṁ puṭṭho samāno vācāvikkhepaṁ āpajjati amarāvikkhepaṁ—Поскольку он глуп и запутан, то когда ему задают такой-то и такой-то вопрос, он пускается в словесные извивания, точно уж на сковороде:
evantipi me no, tathātipi me no, aññathātipi me no, notipi me no, no notipi me no’ti. «Я не говорю, что это так. И я не говорю, что это эдак. И я не говорю, что это иначе. И я не говорю, что это не так. И я не говорю, что это как-то иначе, чем не так».
So ‘anassāsikaṁ idaṁ brahmacariyan’ti—Поэтому когда он выясняет, что [из-за этого] эта святая жизнь не имеет утешения,
iti viditvā tasmā brahmacariyā nibbijja pakkamati. он отворачивается от него и оставляет его.
Idaṁ kho, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena catutthaṁ anassāsikaṁ brahmacariyaṁ akkhātaṁ yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Таков четвертый вид святой жизни без утешения, что был провозглашён Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, когда мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Imāni kho tāni, sandaka, tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena cattāri anassāsikāni brahmacariyāni akkhātāni yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalan”ti. Таковы, Сандака, четыре вида святой жизни без утешения, которые были провозглашены Благословенным, знающим и видящим, совершенным и полностью просветлённым, в которой мудрый человек вне всяких сомнений не будет жить святой жизнью, а если будет, то не достигнет истинного пути, Дхаммы, которая благая».
“Acchariyaṁ, bho ānanda, abbhutaṁ, bho ānanda. «Удивительно, господин Ананда, поразительно,
Yāvañcidaṁ tena bhagavatā jānatā passatā arahatā sammāsambuddhena cattāri anassāsikāneva brahmacariyāni anassāsikāni brahmacariyānīti akkhātāni yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ na vaseyya, vasanto ca nārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. как четыре вида святой жизни без утешения были провозглашены Благословенным…. Дхаммы, которая благая.
So pana, bho ānanda, satthā kiṁ vādī kiṁ akkhāyī yattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ vaseyya, vasanto ca ārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalan”ti. Но, господин Ананда, что утверждает этот учитель, что он провозглашает, так что мудрый человек вне сомнений вёл бы святую жизнь, и живя ею, достиг бы истинного пути, Дхаммы, которая благая?»1
“Idha, sandaka, tathāgato loke uppajjati arahaṁ sammāsambuddho vijjācaraṇasampanno sugato lokavidū anuttaro purisadammasārathi satthā devamanussānaṁ buddho bhagavā …pe… Вот, Сандака, в мире возникает Татхагата – тот, кто достиг совершенства, полностью просветлённый, совершенный в знании и поведении, высочайший, знаток миров, непревзойдённый вожак тех, кто должен обуздать себя, учитель богов и людей, просветлённый, благословенный.
so ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe Отбросив эти пять помех, изъянов ума, что ослабляют мудрость,
vivicceva kāmehi vivicca akusalehi dhammehi savitakkaṁ savicāraṁ vivekajaṁ pītisukhaṁ paṭhamaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. будучи отстранённым от чувственных удовольствий, отстранённым от неблагих состояний [ума], он входит и пребывает в первой джхане, которая сопровождается направлением и удержанием [ума на объекте медитации], с восторгом и удовольствием, что возникли из-за [этой] отстранённости.
Yasmiṁ kho, sandaka, satthari sāvako evarūpaṁ uḷāravisesaṁ adhigacchati tattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ vaseyya, vasanto ca ārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Мудрый человек вне сомнений вёл бы святую жизнь с учителем, под [учительством] которого ученик достигает такого высочайшего отличия, и живя ею, он бы достиг истинного пути, Дхаммы, которая благая.
Puna caparaṁ, sandaka, bhikkhu vitakkavicārānaṁ vūpasamā …pe… dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. Затем, с успокоением направления и удержания [ума], он входит и пребывает во второй джхане,
Yasmiṁ kho, sandaka, satthari sāvako evarūpaṁ uḷāravisesaṁ adhigacchati tattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ vaseyya, vasanto ca ārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ.
Puna caparaṁ, sandaka, bhikkhu pītiyā ca virāgā upekkhako ca viharati …pe… tatiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. третьей джхане...
Yasmiṁ kho, sandaka, satthari sāvako evarūpaṁ uḷāravisesaṁ adhigacchati tattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ vaseyya, vasanto ca ārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ.
Puna caparaṁ, sandaka, bhikkhu sukhassa ca pahānā …pe… catutthaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. четвёртой джхане...
Yasmiṁ kho, sandaka, satthari sāvako evarūpaṁ uḷāravisesaṁ adhigacchati tattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ vaseyya, vasanto ca ārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Мудрый человек вне сомнений вёл бы святую жизнь с учителем, под [учительством] которого ученик достигает такого высочайшего отличия, и живя ею, он бы достиг истинного пути, Дхаммы, которая благая.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум стал таким сосредоточенным, очищенным, ярким, безупречным, избавленным от недостатков, гибким, податливым, устойчивым и непоколебимым, он направляет его к знанию воспоминаний прошлых жизней.
So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo …pe… iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati. Он вспоминает множество прошлых жизней. Одну, две, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира, многие циклы свёртывания и развёртывания мира... Так он вспоминает свои многочисленные прошлые жизни в подробностях и деталях.
Yasmiṁ kho, sandaka, satthari sāvako evarūpaṁ uḷāravisesaṁ adhigacchati tattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ vaseyya, vasanto ca ārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Мудрый человек вне сомнений вёл бы святую жизнь с учителем, под [учительством] которого ученик достигает такого высочайшего отличия, и живя ею, он бы достиг истинного пути, Дхаммы, которая благая.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум стал таким сконцентрированным, очищенным, ярким, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, покоренным, устойчивым и погруженным в неколебимость, он направляет к знанию смерти и перерождения существ.
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti. Основываясь на этой самой высочайшей осознанности, что очищена невозмутимостью, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, благородный ученик видит умирающих и перерождающихся существ распознаёт низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.
Yasmiṁ kho, sandaka, satthari sāvako evarūpaṁ uḷāravisesaṁ adhigacchati tattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ vaseyya, vasanto ca ārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalaṁ. Мудрый человек вне сомнений вёл бы святую жизнь с учителем, под [учительством] которого ученик достигает такого высочайшего отличия, и живя ею, он бы достиг истинного пути, Дхаммы, которая благая.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум становится сконцентрированным, очищенным, ярким, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, покоренным, устойчивым и погруженным в неколебимость, он направляет его к знанию уничтожения пятен [умственных загрязнений].
So ‘idaṁ dukkhan’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhasamudayo’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhanirodho’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhanirodhagāminī paṭipadā’ti yathābhūtaṁ pajānāti; Он напрямую познаёт в соответствии с действительностью: «Вот страдание... Вот возникновение страдания... Вот прекращение страдания... Вот Путь ведущий к прекращению страдания...
‘ime āsavā’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavasamudayo’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavanirodho’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavanirodhagāminī paṭipadā’ti yathābhūtaṁ pajānāti. Это – пятна [загрязнений ума]... Это – происхождение пятен… Это – прекращение пятен… Это – путь, ведущий к прекращению пятен».
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati. Когда он знает и видит так, его ум освобождается от пятна чувственного желания, от пятна существования, от пятна неведения.
Vimuttasmiṁ vimuttamiti ñāṇaṁ hoti. Когда он освободился, приходит знание: «Он освобождён».
‘Khīṇā jāti, vusitaṁ brahmacariyaṁ, kataṁ karaṇīyaṁ, nāparaṁ itthattāyā’ti pajānāti. Он понимает: «Рождение уничтожено, святая жизнь прожита, сделано то, что следовало сделать, не будет более появления в каком-либо состоянии существования».
Yasmiṁ kho, sandaka, satthari sāvako evarūpaṁ uḷāravisesaṁ adhigacchati tattha viññū puriso sasakkaṁ brahmacariyaṁ vaseyya, vasanto ca ārādheyya ñāyaṁ dhammaṁ kusalan”ti. Мудрый человек вне сомнений вёл бы святую жизнь с учителем, под [учительством] которого ученик достигает такого высочайшего отличия, и живя ею, он бы достиг истинного пути, Дхаммы, которая благая.
“Yo pana so, bho ānanda, bhikkhu arahaṁ khīṇāsavo vusitavā katakaraṇīyo ohitabhāro anuppattasadattho parikkhīṇabhavasaṁyojano sammadaññā vimutto paribhuñjeyya so kāme”ti? «Но, господин Ананда, когда монах – арахант, чьи пятна [умственных загрязнений] уничтожены, который прожил святую жизнь, сделал то, что следовало сделать, сбросил тяжкий груз, достиг истинной цели, уничтожил оковы существования, и полностью освободился посредством окончательного знания – может ли он наслаждаться чувственными удовольствиями?»
“Yo so, sandaka, bhikkhu arahaṁ khīṇāsavo vusitavā katakaraṇīyo ohitabhāro anuppattasadattho parikkhīṇabhavasaṁyojano sammadaññāvimutto, abhabbo so pañcaṭṭhānāni ajjhācarituṁ. «Сандака, когда монах – арахант, , чьи пятна [умственных загрязнений] уничтожены, который прожил святую жизнь, сделал то, что следовало сделать, сбросил тяжкий груз, достиг истинной цели, уничтожил оковы существования, и полностью освободился посредством окончательного знания, он неспособен на проступок в этих пяти случаях.
Abhabbo khīṇāsavo bhikkhu sañcicca pāṇaṁ jīvitā voropetuṁ, abhabbo khīṇāsavo bhikkhu adinnaṁ theyyasaṅkhātaṁ ādātuṁ, abhabbo khīṇāsavo bhikkhu methunaṁ dhammaṁ paṭisevetuṁ, abhabbo khīṇāsavo bhikkhu sampajānamusā bhāsituṁ, abhabbo khīṇāsavo bhikkhu sannidhikārakaṁ kāme paribhuñjituṁ, seyyathāpi pubbe agāriyabhūto. Монах, чьи пятна [умственных загрязнений] уничтожены не способен намеренно лишить жизни живое существо, не способен взять то, что [ему] не было дано, то есть на воровство, не способен вступить в половую связь, не способен сознательно произнести неправду, не способен наслаждаться чувственными удовольствиями, накапливая их, как он делал это прежде в мирской жизни.
Yo so, sandaka, bhikkhu arahaṁ khīṇāsavo vusitavā katakaraṇīyo ohitabhāro anuppattasadattho parikkhīṇabhavasaṁyojano sammadaññāvimutto, abhabbo so imāni pañcaṭṭhānāni ajjhācaritun”ti. Когда монах – арахант… он неспособен на проступок в этих пяти случаях».
“Yo pana so, bho ānanda, bhikkhu arahaṁ khīṇāsavo vusitavā katakaraṇīyo ohitabhāro anuppattasadattho parikkhīṇabhavasaṁyojano sammadaññāvimutto tassa carato ceva tiṭṭhato ca suttassa ca jāgarassa ca satataṁ samitaṁ ñāṇadassanaṁ paccupaṭṭhitaṁ: «Но, господин Ананда, когда монах – арахант… его знание и видение того, что его пятна [умственных загрязнений] уничтожены, постоянно и непрерывно присутствуют в нём, идёт ли он, стоит, спит, или бодрствует?»
‘khīṇā me āsavā’”ti?
“Tena hi, sandaka, upamaṁ te karissāmi; «В этом случае, Сандака, я приведу тебе пример,
upamāyapidhekacce viññū purisā bhāsitassa atthaṁ ājānanti. ведь бывает так, что некие мудрые люди понимают значение утверждения посредством примера.
Seyyathāpi, sandaka, purisassa hatthapādā chinnā; Представь как если бы у человека были отрезаны руки и ноги.
tassa carato ceva tiṭṭhato ca suttassa ca jāgarassa ca satataṁ samitaṁ jānāti: Осознавал бы он постоянно, что его руки и ноги являются отрезанными постоянно и непрерывно, когда шёл, стоял, спал или бодрствовал?
‘chinnā me hatthapādā’ti, udāhu paccavekkhamāno jānāti: Или знал бы об этом только тогда, когда пересматривал бы этот факт?
‘chinnā me hatthapādā’”ti?
“Na kho, bho ānanda, so puriso satataṁ samitaṁ jānāti: Он не осознавал бы это постоянно,
‘chinnā me hatthapādā’ti.
Api ca kho pana naṁ paccavekkhamāno jānāti: но только тогда, когда пересматривал бы этот факт.
‘chinnā me hatthapādā’”ti.
“Evameva kho, sandaka, yo so bhikkhu arahaṁ khīṇāsavo vusitavā katakaraṇīyo ohitabhāro anuppattasadattho parikkhīṇabhavasaṁyojano sammadaññāvimutto tassa carato ceva tiṭṭhato ca suttassa ca jāgarassa ca satataṁ samitaṁ ñāṇadassanaṁ na paccupaṭṭhitaṁ: Точно также, Сандака, когда монах – арахант… его знание и видение того, что его пятна [умственных загрязнений] уничтожены, не постоянно и не непрерывно присутствуют в нём, идёт ли он, стоит, спит, или бодрствует.
‘khīṇā me āsavā’ti;
api ca kho pana naṁ paccavekkhamāno jānāti: Но только когда он пересматривает этот факт, он знает: «Мои пятна [умственных загрязнений] уничтожены».
‘khīṇā me āsavā’”ti.
“Kīvabahukā pana, bho ānanda, imasmiṁ dhammavinaye niyyātāro”ti? «Господин Ананда, сколько освободителей в этой Дхамме и Винае?»
“Na kho, sandaka, ekaṁyeva sataṁ na dve satāni na tīṇi satāni na cattāri satāni na pañca satāni, atha kho bhiyyova ye imasmiṁ dhammavinaye niyyātāro”ti. «Не одна сотня, Сандака, не две сотни, не три сотни, не четыре сотни, не пять сотен, но куда больше освободителей в этой Дхамме и Винае».
“Acchariyaṁ, bho ānanda, abbhutaṁ, bho ānanda. «Удивительно, господин Ананда, поразительно,
Na ca nāma sadhammokkaṁsanā bhavissati, na paradhammavambhanā, āyatane ca dhammadesanā tāva bahukā ca niyyātāro paññāyissanti. [В этой Дхамме] нет восхваления своей собственной Дхаммы, нет принижения Дхаммы других. Есть учение Дхаммы во всей полноте, со столь многочисленными освободителями.
Ime panājīvakā puttamatāya puttā attānañceva ukkaṁsenti, pare ca vambhenti tayo ceva niyyātāro paññapenti, seyyathidaṁ—Но эти Адживаки, эти умершие сыновья матерей, восхваляют себя и принижают других, И они признают только трёх освободителей,
nandaṁ vacchaṁ, kisaṁ saṅkiccaṁ, makkhaliṁ gosālan”ti. то есть Нанду Ваччху, Кису Санкиччу, Маккхали Госалу».
Atha kho sandako paribbājako sakaṁ parisaṁ āmantesi: И затем странник Сандака обратился к своему собственному собранию:
“carantu bhonto samaṇe gotame brahmacariyavāso. «Идите, почтенные. Святую жизнь следует вести под [учительством] отшельника Готамы.
Na dāni sukaraṁ amhehi lābhasakkārasiloke pariccajitun”ti. Непросто будет нам теперь отбросить обретения, уважение, и славу».
Iti hidaṁ sandako paribbājako sakaṁ parisaṁ uyyojesi bhagavati brahmacariyeti. Вот как странник Сандака предложил своему собственному собранию вести святую жизнь под [учительством] Благословенного.
Sandakasuttaṁ niṭṭhitaṁ chaṭṭhaṁ.