Theravadan

Other Translations: English

From: SV theravada.ru

Majjhima Nikāya 101 Мадджхима Никая 101

Devadahasutta В Девадахе

Evaṁ me sutaṁ—Так я слышал.

ekaṁ samayaṁ bhagavā sakkesu viharati devadahaṁ nāma sakyānaṁ nigamo. Однажды Благословенный проживал в стране Сакьев, где был город Сакьев под названием Девадаха.

Tatra kho bhagavā bhikkhū āmantesi: Там он обратился к монахам так:

“bhikkhavo”ti. «Монахи!»

“Bhadante”ti te bhikkhū bhagavato paccassosuṁ. «Да, уважаемый», – отвечали монахи.

Bhagavā etadavoca: Благословенный сказал следующее:

“santi, bhikkhave, eke samaṇabrāhmaṇā evaṁvādino evaṁdiṭṭhino: «Монахи, есть некоторые жрецы и отшельники, придерживающиеся такой доктрины и воззрения, как это:

‘yaṁ kiñcāyaṁ purisapuggalo paṭisaṁvedeti sukhaṁ vā dukkhaṁ vā adukkhamasukhaṁ vā, sabbaṁ taṁ pubbekatahetu. «Что бы человек ни чувствовал – удовольствие, боль или ни-удовольствиени-боль – всё это обусловлено тем, что было [им] сделано в прошлом.

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo; Поэтому, истребляя аскезой прошлые действия и не делая новых действий, вы не будете иметь последствий в будущем.

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī’ti. Когда нет последствий в будущем, имеет место уничтожение действия. С уничтожением действия имеет место уничтожение страданий. С уничтожением страданий имеет место уничтожение чувств. С уничтожением чувств всё страдание будет истощено».

Evaṁvādino, bhikkhave, nigaṇṭhā. Так говорят нигантхи, монахи.

Evaṁvādāhaṁ, bhikkhave, nigaṇṭhe upasaṅkamitvā evaṁ vadāmi: Я отправился к нигантхам, которые говорят так, и я сказал:

‘saccaṁ kira tumhe, āvuso nigaṇṭhā, evaṁvādino evaṁdiṭṭhino—«Друзья нигантхи, правда ли, что вы придерживаетесь такой доктрины и воззрения, как это: «Что бы человек ни чувствовал... страдание будет истощено»?»

yaṁ kiñcāyaṁ purisapuggalo paṭisaṁvedeti sukhaṁ vā dukkhaṁ vā adukkhamasukhaṁ vā, sabbaṁ taṁ pubbekatahetu.

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo;

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī’ti?

Te ca me, bhikkhave, nigaṇṭhā evaṁ puṭṭhā ‘āmā’ti paṭijānanti. Будучи спрошенными так, нигантхи подтвердили это и сказали: «Да».

Tyāhaṁ evaṁ vadāmi: Тогда я сказал им:

‘kiṁ pana tumhe, āvuso nigaṇṭhā, jānātha—«Но, друзья, знаете ли вы,

ahuvamheva mayaṁ pubbe, na nāhuvamhā’ti? что вы существовали в прошлом и что не так оно вовсе, что вас не было в прошлом?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Kiṁ pana tumhe, āvuso nigaṇṭhā, jānātha—«Но, друзья, знаете ли вы,

akaramheva mayaṁ pubbe pāpakammaṁ, na nākaramhā’ti? что вы совершали порочные деяния в прошлом и не воздерживались от них?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Kiṁ pana tumhe, āvuso nigaṇṭhā, jānātha—«Но, друзья, знаете ли вы,

evarūpaṁ vā evarūpaṁ vā pāpakammaṁ akaramhā’ti? что вы совершали такие-то и такие-то порочные деяния?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Kiṁ pana tumhe, āvuso nigaṇṭhā, jānātha—«Но, друзья, знаете ли вы,

ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ, ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjīretabbaṁ, ettakamhi vā dukkhe nijjiṇṇe sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī’ti? что столько-то страдания уже было истощено, или столько-то страдания ещё следует истощить, или что если истощить столько-то страдания, то всё страдание истощится?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Kiṁ pana tumhe, āvuso nigaṇṭhā, jānātha—«Но, друзья, знаете ли вы,

diṭṭheva dhamme akusalānaṁ dhammānaṁ pahānaṁ, kusalānaṁ dhammānaṁ upasampadan’ti? что такое отбрасывание неблагих состояний и что такое взращивание благих состояний здесь и сейчас?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Iti kira tumhe, āvuso nigaṇṭhā, na jānātha—«Итак, друзья, выходит, что вы не знаете, существовали ли вы в прошлом… не знаете, что такое отбрасывание неблагих состояний и что такое взращивание благих состояний здесь и сейчас.

ahuvamheva mayaṁ pubbe, na nāhuvamhāti, na jānātha—

akaramheva mayaṁ pubbe pāpakammaṁ, na nākaramhāti, na jānātha—

evarūpaṁ vā evarūpaṁ vā pāpakammaṁ akaramhāti, na jānātha—

ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ, ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjīretabbaṁ, ettakamhi vā dukkhe nijjiṇṇe sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatīti, na jānātha—

diṭṭheva dhamme akusalānaṁ dhammānaṁ pahānaṁ, kusalānaṁ dhammānaṁ upasampadaṁ;

evaṁ sante āyasmantānaṁ nigaṇṭhānaṁ na kallamassa veyyākaraṇāya: В таком случае почтенным нигантхам не стоит утверждать: «Что бы человек ни чувствовал – удовольствие, боль или ни-удовольствие-ни-боль – всё это обусловлено тем, что было [им] сделано в прошлом. Поэтому, истребляя аскезой прошлые действия и не делая новых действий, [аскет делает так], что не будет последствий в будущем. Когда нет последствий в будущем, имеет место уничтожение действия. С уничтожением действия имеет место уничтожение страданий. С уничтожением страданий имеет место уничтожение чувств. С уничтожением чувств всё страдание будет истощено».

“yaṁ kiñcāyaṁ purisapuggalo paṭisaṁvedeti sukhaṁ vā dukkhaṁ vā adukkhamasukhaṁ vā, sabbaṁ taṁ pubbekatahetu.

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo;

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī”ti.

Sace pana tumhe, āvuso nigaṇṭhā, jāneyyātha—Если, друзья нигантхи, вы бы знали, что вы существовали в прошлом... знали, что такое отбрасывание неблагих состояний и что такое взращивание благих состояний здесь и сейчас,

ahuvamheva mayaṁ pubbe, na nāhuvamhāti, jāneyyātha—

akaramheva mayaṁ pubbe pāpakammaṁ, na nākaramhāti, jāneyyātha—

evarūpaṁ vā evarūpaṁ vā pāpakammaṁ akaramhāti, jāneyyātha—

ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ, ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjīretabbaṁ, ettakamhi vā dukkhe nijjiṇṇe sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatīti, jāneyyātha—

diṭṭheva dhamme akusalānaṁ dhammānaṁ pahānaṁ, kusalānaṁ dhammānaṁ upasampadaṁ;

evaṁ sante āyasmantānaṁ nigaṇṭhānaṁ kallamassa veyyākaraṇāya: то было бы уместно почтенным нигантхам утверждать: «Что бы человек ни чувствовал... страдание будет истощено».

“yaṁ kiñcāyaṁ purisapuggalo paṭisaṁvedeti sukhaṁ vā dukkhaṁ vā adukkhamasukhaṁ vā, sabbaṁ taṁ pubbekatahetu.

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo;

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī”ti.

Seyyathāpi, āvuso nigaṇṭhā, puriso sallena viddho assa savisena gāḷhūpalepanena; Друзья нигантхи, представьте, как если бы человека ранили стрелой, густо смазанной ядом,

so sallassapi vedhanahetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyeyya. и из-за этого я испытывал болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Tassa mittāmaccā ñātisālohitā bhisakkaṁ sallakattaṁ upaṭṭhāpeyyuṁ. Тогда его друзья и товарищи, его близкие и родственники привели бы врача, чтобы излечить его.

Tassa so bhisakko sallakatto satthena vaṇamukhaṁ parikanteyya; Врач сделал бы круговой надрез вокруг раны ножом,

so satthenapi vaṇamukhassa parikantanahetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyeyya. и из-за этого я испытывал болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Tassa so bhisakko sallakatto esaniyā sallaṁ eseyya; Врач прощупал бы стрелу зондом,

so esaniyāpi sallassa esanāhetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyeyya. и из-за этого я испытывал болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Tassa so bhisakko sallakatto sallaṁ abbuheyya; Врач извлёк бы стрелу,

so sallassapi abbuhanahetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyeyya. и из-за этого я испытывал болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Tassa so bhisakko sallakatto agadaṅgāraṁ vaṇamukhe odaheyya; Врач приложил бы к ране целебный порошок,

so agadaṅgārassapi vaṇamukhe odahanahetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyeyya. и из-за этого я испытывал болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

So aparena samayena rūḷhena vaṇena sañchavinā arogo assa sukhī serī sayaṁvasī yena kāmaṅgamo. Но затем, позже, когда рана зажила и затянулась кожей, он стал бы доволен и счастлив, освобождён, стал бы хозяином самому себе, мог пойти куда бы ему вздумалось.

Tassa evamassa: Тогда он мог бы подумать:

“ahaṁ kho pubbe sallena viddho ahosiṁ savisena gāḷhūpalepanena. «Прежде я был пронзён стрелой, густо смазанной ядом,

Sohaṁ sallassapi vedhanahetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyiṁ. и из-за этого я испытывал болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Tassa me mittāmaccā ñātisālohitā bhisakkaṁ sallakattaṁ upaṭṭhapesuṁ. Тогда мои друзья и товарищи, мои близкие и родственники привели бы врача, чтобы излечить меня.

Tassa me so bhisakko sallakatto satthena vaṇamukhaṁ parikanti; Врач сделал круговой надрез вокруг раны ножом, прощупал стрелу зондом, извлёк стрелу, приложил к ране целебный порошок, и на каждом этапе я испытывал болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

sohaṁ satthenapi vaṇamukhassa parikantanahetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyiṁ.

Tassa me so bhisakko sallakatto esaniyā sallaṁ esi;

so ahaṁ esaniyāpi sallassa esanāhetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyiṁ.

Tassa me so bhisakko sallakatto sallaṁ abbuhi;

sohaṁ sallassapi abbuhanahetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyiṁ.

Tassa me so bhisakko sallakatto agadaṅgāraṁ vaṇamukhe odahi;

sohaṁ agadaṅgārassapi vaṇamukhe odahanahetu dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyiṁ.

Somhi etarahi rūḷhena vaṇena sañchavinā arogo sukhī serī sayaṁvasī yena kāmaṅgamo”ti. Но теперь рана зажила и затянулась кожей, я доволен и счастлив, освобождён, хозяин самому себе, могу пойти куда мне вздумается».

Evameva kho, āvuso nigaṇṭhā, sace tumhe jāneyyātha—Точно так же, друзья нигантхи, если бы вы знали, что вы существовали в прошлом... знали, что такое отбрасывание неблагих состояний и что такое взращивание благих состояний здесь и сейчас,

ahuvamheva mayaṁ pubbe, na nāhuvamhāti, jāneyyātha—

akaramheva mayaṁ pubbe pāpakammaṁ, na nākaramhāti, jāneyyātha—

evarūpaṁ vā evarūpaṁ vā pāpakammaṁ akaramhāti, jāneyyātha—

ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ, ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjīretabbaṁ, ettakamhi vā dukkhe nijjiṇṇe sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatīti, jāneyyātha—

diṭṭheva dhamme akusalānaṁ dhammānaṁ pahānaṁ, kusalānaṁ dhammānaṁ upasampadaṁ;

“yaṁ kiñcāyaṁ purisapuggalo paṭisaṁvedeti sukhaṁ vā dukkhaṁ vā adukkhamasukhaṁ vā, sabbaṁ taṁ pubbekatahetu.

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo;

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī”ti.

Yasmā ca kho tumhe, āvuso nigaṇṭhā, na jānātha—Но поскольку, друзья нигантхи, вы не знаете, что вы существовали в прошлом... не знаете, что такое отбрасывание неблагих состояний и что такое взращивание благих состояний здесь и сейчас,

ahuvamheva mayaṁ pubbe, na nāhuvamhāti, na jānātha—

akaramheva mayaṁ pubbe pāpakammaṁ, na nākaramhāti, na jānātha—

evarūpaṁ vā evarūpaṁ vā pāpakammaṁ akaramhāti, na jānātha—

ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ, ettakaṁ vā dukkhaṁ nijjīretabbaṁ, ettakamhi vā dukkhe nijjiṇṇe sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatīti, na jānātha—

diṭṭheva dhamme akusalānaṁ dhammānaṁ pahānaṁ, kusalānaṁ dhammānaṁ upasampadaṁ;

tasmā āyasmantānaṁ nigaṇṭhānaṁ na kallamassa veyyākaraṇāya: то не стоит почтенным нигантхам утверждать: «Что бы человек ни чувствовал... страдание будет истощено»».

“yaṁ kiñcāyaṁ purisapuggalo paṭisaṁvedeti sukhaṁ vā dukkhaṁ vā adukkhamasukhaṁ vā, sabbaṁ taṁ pubbekatahetu.

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo;

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī”’ti.

Evaṁ vutte, bhikkhave, te nigaṇṭhā maṁ etadavocuṁ: Когда так было сказано, нигантхи сказали мне:

‘nigaṇṭho, āvuso, nāṭaputto sabbaññū sabbadassāvī, aparisesaṁ ñāṇadassanaṁ paṭijānāti. «Друг, Нигантха Натапутта – всезнающий и всевидящий, он заявляет о том, что обладает абсолютным знанием и видением –

“Carato ca me tiṭṭhato ca suttassa ca jāgarassa ca satataṁ samitaṁ ñāṇadassanaṁ paccupaṭṭhitan”ti. «Иду ли я, стою, сплю или бодрствую, знание и видение постоянно и непрерывно наличествуют во мне».

So evamāha: Он говорит:

“atthi kho vo, āvuso nigaṇṭhā, pubbeva pāpakammaṁ kataṁ, taṁ imāya kaṭukāya dukkarakārikāya nijjīretha, «Нигантхи, в прошлом вы совершали порочные деяния. Истощите их исполнением пронзающей аскезы.

yaṁ panettha etarahi kāyena saṁvutā vācāya saṁvutā manasā saṁvutā taṁ āyatiṁ pāpakammassa akaraṇaṁ. А когда вы здесь и сейчас сдержанны в теле, речи и уме, это является не-деланием порочных деяний на будущее.

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī”ti. Когда нет последствий в будущем, имеет место уничтожение действия. С уничтожением действия имеет место уничтожение страданий. С уничтожением страданий имеет место уничтожение чувств. С уничтожением чувств всё страдание будет истощено».

Tañca panamhākaṁ ruccati ceva khamati ca, tena camhā attamanā’ti. Такова [доктрина], которую мы одобряем и принимаем, мы довольны ей».

Evaṁ vutte, ahaṁ, bhikkhave, te nigaṇṭhe etadavocaṁ: Когда так было сказано, я сказал нигантхам:

‘pañca kho ime, āvuso nigaṇṭhā, dhammā diṭṭheva dhamme dvidhāvipākā. «Есть пять вещей, друзья нигантхи, которые могут двояко обернуться здесь и сейчас.

Katame pañca? Какие пять?

Saddhā, ruci, anussavo, ākāraparivitakko, diṭṭhinijjhānakkhanti—Вера, одобрение, устная традиция, умозаключение посредством обдумывания, согласие с воззрением после рассмотрения.

ime kho, āvuso nigaṇṭhā, pañca dhammā diṭṭheva dhamme dvidhāvipākā. Эти пять вещей могут двояко обернуться здесь и сейчас.

Tatrāyasmantānaṁ nigaṇṭhānaṁ kā atītaṁse satthari saddhā, kā ruci, ko anussavo, ko ākāraparivitakko, kā diṭṭhinijjhānakkhantī’ti. Таким образом, какой вид веры имеется у почтенных нигантхов к учителю, который говорит о прошлом? Какой вид одобрения, какой вид устной традиции, какой вид умозаключения посредством обдумывания, какой вид согласия с воззрением после рассмотрения?»

Evaṁvādī kho ahaṁ, bhikkhave, nigaṇṭhesu na kañci sahadhammikaṁ vādapaṭihāraṁ samanupassāmi. Когда так было сказано, монахи, я не увидел какой-либо обоснованной защиты нигантхами собственной позиции.

Puna caparāhaṁ, bhikkhave, te nigaṇṭhe evaṁ vadāmi: Далее, монахи, я сказал нигантхам:

‘taṁ kiṁ maññatha, āvuso nigaṇṭhā. «Друзья нигантхи, как вы думаете?

Yasmiṁ vo samaye tibbo upakkamo hoti tibbaṁ padhānaṁ, tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyetha; Когда имеет место напряжённое старание, напряжённое рвение, испытываете ли вы болезненные, мучительные, пронзающие чувства из-за [этого] напряжённого старания?

yasmiṁ pana vo samaye na tibbo upakkamo hoti na tibbaṁ padhānaṁ, na tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyethā’ti? Но когда нет напряжённого старания, напряжённого рвения, разве не так оно, что вы не испытываете каких-либо болезненных, мучительных, пронзающих чувств из-за [этого] напряжённого старания?»

‘Yasmiṁ no, āvuso gotama, samaye tibbo upakkamo hoti tibbaṁ padhānaṁ, tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyāma; «Когда имеет место напряжённое старание, друг Готама, напряжённое рвение, тогда мы испытываем болезненные, мучительные, пронзающие чувства;

yasmiṁ pana no samaye na tibbo upakkamo hoti na tibbaṁ padhānaṁ, na tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyāmā’ti. но когда нет напряжённого старания, напряжённого рвения, мы не испытываем каких-либо болезненных, мучительных, пронзающих чувств из-за [этого] напряжённого старания».

‘Iti kira, āvuso nigaṇṭhā, yasmiṁ vo samaye tibbo upakkamo hoti tibbaṁ padhānaṁ, tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyetha; «Выходит, друзья нигантхи, что когда имеет место напряжённое старание... вы испытываете...

yasmiṁ pana vo samaye na tibbo upakkamo hoti na tibbaṁ padhānaṁ, na tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyetha. когда нет напряжённого старания... вы не испытываете каких-либо болезненных, мучительных, пронзающих чувств из-за [этого] напряжённого старания.

Evaṁ sante āyasmantānaṁ nigaṇṭhānaṁ na kallamassa veyyākaraṇāya: В таком случае не стоит почтенным нигантхам утверждать:

“yaṁ kiñcāyaṁ purisapuggalo paṭisaṁvedeti sukhaṁ vā dukkhaṁ vā adukkhamasukhaṁ vā, sabbaṁ taṁ pubbekatahetu. «Что бы человек ни чувствовал – удовольствие, боль или ни-удовольствиени-боль – всё это обусловлено тем, что было [им] сделано в прошлом...

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo;

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī”ti.

Sace, āvuso nigaṇṭhā, yasmiṁ vo samaye tibbo upakkamo hoti tibbaṁ padhānaṁ, na tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyetha; Если, друзья нигантхи, когда имело бы место напряжённое старание, напряжённое рвение и наличествовали болезненные, мучительные, пронзающие чувства из-за [этого] напряжённого старания,

yasmiṁ pana vo samaye na tibbo upakkamo hoti na tibbaṁ padhānaṁ, tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyetha; а также когда не было бы напряжённого старания, напряжённого рвения, но всё ещё наличествовали бы болезненные, мучительные, пронзающие чувства из-за [этого] напряжённого старания,

“yaṁ kiñcāyaṁ purisapuggalo paṭisaṁvedeti sukhaṁ vā dukkhaṁ vā adukkhamasukhaṁ vā, sabbaṁ taṁ pubbekatahetu.

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo;

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī”ti.

Yasmā ca kho, āvuso nigaṇṭhā, yasmiṁ vo samaye tibbo upakkamo hoti tibbaṁ padhānaṁ, tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyetha; Но поскольку, друзья нигантхи, когда имеет место напряжённое старание, напряжённое рвение, и тогда вы испытываете болезненные, мучительные, пронзающие чувства из-за [этого] напряжённого старания, а когда нет напряжённого старания, напряжённого рвения, то вы не испытываете болезненных, мучительных, пронзающих чувств из-за [этого] напряжённого старания, –

yasmiṁ pana vo samaye na tibbo upakkamo hoti na tibbaṁ padhānaṁ, na tibbā tasmiṁ samaye opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyetha;

te tumhe sāmaṁyeva opakkamikā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vedayamānā avijjā aññāṇā sammohā vipaccetha: то вы испытываете только болезненные, мучительные, пронзающие чувства из-за наложенного на себя старания и из-за неведения, незнания, заблуждения вы ошибочно полагаете:

Iti purāṇānaṁ kammānaṁ tapasā byantībhāvā, navānaṁ kammānaṁ akaraṇā, āyatiṁ anavassavo;

āyatiṁ anavassavā kammakkhayo; kammakkhayā dukkhakkhayo; dukkhakkhayā vedanākkhayo; vedanākkhayā sabbaṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ bhavissatī”’ti.

Evaṁvādīpi kho ahaṁ, bhikkhave, nigaṇṭhesu na kañci sahadhammikaṁ vādapaṭihāraṁ samanupassāmi. Когда так было сказано, монахи, я не увидел какой-либо обоснованной защиты нигантхами собственной позиции.

Puna caparāhaṁ, bhikkhave, te nigaṇṭhe evaṁ vadāmi: Далее, монахи, я сказал нигантхам:

‘taṁ kiṁ maññathāvuso nigaṇṭhā, yamidaṁ kammaṁ diṭṭhadhammavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā samparāyavedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Друзья нигантхи, как вы думаете? Может ли действие, [результат которого] переживается здесь и сейчас, за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается в следующей жизни?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Yaṁ panidaṁ kammaṁ samparāyavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā diṭṭhadhammavedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Но может ли действие, [результат которого] переживается в следующей жизни, за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается здесь и сейчас?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Taṁ kiṁ maññathāvuso nigaṇṭhā, yamidaṁ kammaṁ sukhavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā dukkhavedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Друзья нигантхи, как вы думаете? Может ли действие, [результат которого] переживается приятным, за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается болезненным?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Yaṁ panidaṁ kammaṁ dukkhavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā sukhavedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Но может ли действие, [результат которого] переживается болезненным, за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается приятным?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Taṁ kiṁ maññathāvuso nigaṇṭhā, yamidaṁ kammaṁ paripakkavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā aparipakkavedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Друзья нигантхи, как вы думаете? Может ли действие, [результат которого] переживается в зрелой [личности], за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается в незрелой [личности]?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Yaṁ panidaṁ kammaṁ aparipakkavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā paripakkavedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Но может ли действие, [результат которого] переживается в незрелой [личности], за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается в зрелой [личности]?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Taṁ kiṁ maññathāvuso nigaṇṭhā, yamidaṁ kammaṁ bahuvedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā appavedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Друзья нигантхи, как вы думаете? Может ли действие, [результат которого] переживается значительно, за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается незначительно?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Yaṁ panidaṁ kammaṁ appavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā bahuvedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Но может ли действие, [результат которого] переживается незначительно, за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается значительно?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Taṁ kiṁ maññathāvuso nigaṇṭhā, yamidaṁ kammaṁ savedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā avedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Друзья нигантхи, как вы думаете? «Друзья нигантхи, как вы думаете? Может ли действие, [результат которого] переживается, за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] не переживается?»

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Yaṁ panidaṁ kammaṁ avedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā savedanīyaṁ hotūti labbhametan’ti? «Но может ли действие, [результат которого] не переживается, за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается?» «Нет, друг».

‘No hidaṁ, āvuso’. «Нет, друг».

‘Iti kira, āvuso nigaṇṭhā, yamidaṁ kammaṁ diṭṭhadhammavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā samparāyavedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yaṁ panidaṁ kammaṁ samparāyavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā diṭṭhadhammavedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yamidaṁ kammaṁ sukhavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā dukkhavedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yamidaṁ kammaṁ dukkhavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā sukhavedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yamidaṁ kammaṁ paripakkavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā aparipakkavedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yamidaṁ kammaṁ aparipakkavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā paripakkavedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yamidaṁ kammaṁ bahuvedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā appavedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yamidaṁ kammaṁ appavedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā bahuvedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yamidaṁ kammaṁ savedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā avedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ, yamidaṁ kammaṁ avedanīyaṁ taṁ upakkamena vā padhānena vā savedanīyaṁ hotūti alabbhametaṁ; «Выходит, друзья нигантхи, не может быть такого, что действие, [результат которого] переживается здесь и сейчас, за счёт старания и рвения станет таким, [результат которого] переживается в следующей жизни... за счёт старания и рвения стать таким, [результат которого] переживается.

evaṁ sante āyasmantānaṁ nigaṇṭhānaṁ aphalo upakkamo hoti, aphalaṁ padhānaṁ’. В таком случае старание почтенных нигантхов тщетно, их рвение тщетно».

Evaṁvādī, bhikkhave, nigaṇṭhā. Так говорят нигантхи, монахи.

Evaṁvādīnaṁ, bhikkhave, nigaṇṭhānaṁ dasa sahadhammikā vādānuvādā gārayhaṁ ṭhānaṁ āgacchanti. И поскольку нигантхи так говорят, есть десять разумных выводов из их утверждений, что дают почву для их критики.

Sace, bhikkhave, sattā pubbekatahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены тем, что было сделано в прошлом,

addhā, bhikkhave, nigaṇṭhā pubbe dukkaṭakammakārino yaṁ etarahi evarūpā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyanti. то тогда нигантхи, вне сомнений, должны были совершать плохие поступки в прошлом, ведь теперь они переживают такие болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Sace, bhikkhave, sattā issaranimmānahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены созидательным актом Верховного Бога,

addhā, bhikkhave, nigaṇṭhā pāpakena issarena nimmitā yaṁ etarahi evarūpā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyanti. то тогда нигантхи, вне сомнений, должны были быть сотворены злым Верховным Богом, ведь теперь они переживают такие болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Sace, bhikkhave, sattā saṅgatibhāvahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены обстоятельствами и природой,

addhā, bhikkhave, nigaṇṭhā pāpasaṅgatikā yaṁ etarahi evarūpā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyanti. то тогда нигантхам, вне сомнений, не повезло, ведь теперь они переживают такие болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Sace, bhikkhave, sattā abhijātihetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены классом [среди шести классов рождений],

addhā, bhikkhave, nigaṇṭhā pāpābhijātikā yaṁ etarahi evarūpā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyanti. то тогда нигантхи, вне сомнений, принадлежат к плохому классу, ведь теперь они переживают такие болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Sace, bhikkhave, sattā diṭṭhadhammūpakkamahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены старанием здесь и сейчас,

addhā, bhikkhave, nigaṇṭhā evarūpā diṭṭhadhammūpakkamā yaṁ etarahi evarūpā dukkhā tibbā kaṭukā vedanā vediyanti. то тогда нигантхи, вне сомнений, плохо стараются здесь и сейчас, ведь теперь они переживают такие болезненные, мучительные, пронзающие чувства.

Sace, bhikkhave, sattā pubbekatahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены тем, что было сделано в прошлом, то нигантхи заслуживают порицания; если нет, то всё равно нигантхи заслуживают порицания.

no ce sattā pubbekatahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā.

Sace, bhikkhave, sattā issaranimmānahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены созидательным актом Верховного Бога...

no ce sattā issaranimmānahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā.

Sace, bhikkhave, sattā saṅgatibhāvahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā; обстоятельствами и природой...

no ce sattā saṅgatibhāvahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā.

Sace, bhikkhave, sattā abhijātihetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā; обусловлены классом...

no ce sattā abhijātihetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā.

Sace, bhikkhave, sattā diṭṭhadhammūpakkamahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā; обусловлены старанием здесь и сейчас, то Татхагата заслуживает похвалы; если нет, то всё равно Татхагата заслуживает похвалы.

no ce sattā diṭṭhadhammūpakkamahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, gārayhā nigaṇṭhā.

Evaṁvādī, bhikkhave, nigaṇṭhā. Так говорят нигантхи, монахи.

Evaṁvādīnaṁ, bhikkhave, nigaṇṭhānaṁ ime dasa sahadhammikā vādānuvādā gārayhaṁ ṭhānaṁ āgacchanti. И поскольку нигантхи так говорят, есть эти десять разумных выводов из их утверждений, что дают почву для их критики.

Evaṁ kho, bhikkhave, aphalo upakkamo hoti, aphalaṁ padhānaṁ. Так их старание тщетно, их рвение тщетно.

Kathañca, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ? И какое старание плодотворно, какое рвение плодотворно?

Idha, bhikkhave, bhikkhu na heva anaddhabhūtaṁ attānaṁ dukkhena addhabhāveti, dhammikañca sukhaṁ na pariccajati, tasmiñca sukhe anadhimucchito hoti. Вот, монахи, монах, будучи не подавленным [страданием], не подавляет себя страданием; и он не оставляет удовольствия, согласующегося с Дхаммой, хотя и не ослеплён этим удовольствием.

So evaṁ pajānāti: Он понимает так:

‘imassa kho me dukkhanidānassa saṅkhāraṁ padahato saṅkhārappadhānā virāgo hoti, imassa pana me dukkhanidānassa ajjhupekkhato upekkhaṁ bhāvayato virāgo hotī’ti. «Когда я стараюсь с решимостью, этот конкретный источник страдания исчезает во мне из-за этого решительного старания; и когда я смотрю с невозмутимостью, этот конкретный источник страдания исчезает во мне по мере того, как я развиваю невозмутимость».

So yassa hi khvāssa dukkhanidānassa saṅkhāraṁ padahato saṅkhārappadhānā virāgo hoti, saṅkhāraṁ tattha padahati. Он старается с решительностью в отношении этого конкретного источника страдания, который исчезает в нём из-за этого решительного старания; и он развивает невозмутимость в отношении этого конкретного источника страдания, который исчезает в нём по мере того, как он развивает невозмутимость.

Yassa panassa dukkhanidānassa ajjhupekkhato upekkhaṁ bhāvayato virāgo hoti, upekkhaṁ tattha bhāveti.

Tassa tassa dukkhanidānassa saṅkhāraṁ padahato saṅkhārappadhānā virāgo hoti—Когда он старается с решимостью, такой-то и такой-то источник страдания исчезает в нём из-за этого решительного старания;

evampissa taṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ hoti. так страдание истощается в нём.

Tassa tassa dukkhanidānassa ajjhupekkhato upekkhaṁ bhāvayato virāgo hoti—Когда он смотрит с невозмутимостью, такой-то и такой-то источник страдания исчезает в нём по мере того, как он развивает невозмутимость;

evampissa taṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ hoti. так страдание истощается в нём.

Seyyathāpi, bhikkhave, puriso itthiyā sāratto paṭibaddhacitto tibbacchando tibbāpekkho. Представьте, монахи, мужчину, влюблённого в женщину, с умом, прикованным к ней сильным желанием и страстью.

So taṁ itthiṁ passeyya aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ. Он мог бы увидеть, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся.

Taṁ kiṁ maññatha, bhikkhave, Как вы думаете монахи?

api nu tassa purisassa amuṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ uppajjeyyuṁ sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā”ti? Возникли бы в том мужчине печаль, стенание, боль, грусть и отчаяние, когда он видит, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся?»

“Evaṁ, bhante”. «Да, уважаемый.

“Taṁ kissa hetu”? И почему?

“Amu hi, bhante, puriso amussā itthiyā sāratto paṭibaddhacitto tibbacchando tibbāpekkho. Ведь тот мужчина любит ту женщину, с умом, прикованным к ней сильным желанием и страстью. Вот почему печаль, стенание, боль, грусть и отчаяние возникнут в нём, когда он увидит, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся».

Tasmā taṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ uppajjeyyuṁ sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā”ti.

“Atha kho, bhikkhave, tassa purisassa evamassa: «Затем, монахи, мужчина подумал бы:

‘ahaṁ kho amussā itthiyā sāratto paṭibaddhacitto tibbacchando tibbāpekkho. «Я люблю эту женщину, с умом, прикованным к ней сильным желанием и страстью.

Tassa me amuṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ uppajjanti sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā. Так печаль, стенание, боль, грусть и отчаяние возникают во мне, когда я вижу, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся.

Yannūnāhaṁ yo me amussā itthiyā chandarāgo taṁ pajaheyyan’ti. Что если я отброшу моё желание и страсть к этой женщине?»

So yo amussā itthiyā chandarāgo taṁ pajaheyya. И он бы отбросил желание и страсть к этой женщине.

So taṁ itthiṁ passeyya aparena samayena aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ. И после он мог бы увидеть, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся.

Taṁ kiṁ maññatha, bhikkhave, Как вы думаете монахи?

“No hetaṁ, bhante”. «Нет, уважаемый.

“Taṁ kissa hetu”? И почему?

“Amu hi, bhante, puriso amussā itthiyā virāgo. Потому что тот мужчина более не любит эту женщину. Вот почему печаль, стенание, боль, грусть и отчаяние не возникают в нём, когда он видит, как та женщина стоит с другим мужчиной, болтает, шутит, смеётся».

Tasmā taṁ itthiṁ disvā aññena purisena saddhiṁ santiṭṭhantiṁ sallapantiṁ sañjagghantiṁ saṁhasantiṁ na uppajjeyyuṁ sokaparidevadukkhadomanassūpāyāsā”ti.

“Evameva kho, bhikkhave, bhikkhu na heva anaddhabhūtaṁ attānaṁ dukkhena addhabhāveti, dhammikañca sukhaṁ na pariccajati, tasmiñca sukhe anadhimucchito hoti. «Точно так же, монахи, когда монах, будучи не подавленным [страданием], не подавляет себя страданием... так страдание истощается в нём. Так, монахи, [это] старание плодотворно, рвение плодотворно.

So evaṁ pajānāti: Он понимает так:

So yassa hi khvāssa dukkhanidānassa saṅkhāraṁ padahato saṅkhārappadhānā virāgo hoti, saṅkhāraṁ tattha padahati; Он старается с решительностью в отношении этого конкретного источника страдания, который исчезает в нём из-за этого решительного старания; и он развивает невозмутимость в отношении этого конкретного источника страдания, который исчезает в нём по мере того, как он развивает невозмутимость.

yassa panassa dukkhanidānassa ajjhupekkhato upekkhaṁ bhāvayato virāgo hoti, upekkhaṁ tattha bhāveti.

evampissa taṁ dukkhaṁ nijjiṇṇaṁ hoti. так страдание истощается в нём.

Evampi, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание плодотворно, рвение плодотворно.

Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu iti paṭisañcikkhati: Далее, монахи, монах считает так:

‘yathāsukhaṁ kho me viharato akusalā dhammā abhivaḍḍhanti, kusalā dhammā parihāyanti; «Когда я живу в соответствии со своим удовольствием, неблагие состояния увеличиваются во мне, а благие состояния уменьшаются;

dukkhāya pana me attānaṁ padahato akusalā dhammā parihāyanti, kusalā dhammā abhivaḍḍhanti. но когда я прилагаю усилие в том, что болезненно, неблагие состояния уменьшаются во мне, а благие увеличиваются.

Yannūnāhaṁ dukkhāya attānaṁ padaheyyan’ti. Что если я буду прилагать усилия в том, что болезненно?»

So dukkhāya attānaṁ padahati. Он прилагает усилия в том, что болезненно.

Tassa dukkhāya attānaṁ padahato akusalā dhammā parihāyanti kusalā dhammā abhivaḍḍhanti. По мере того как он делает так, неблагие состояния уменьшаются в нём, а благие увеличиваются.

So na aparena samayena dukkhāya attānaṁ padahati. вот почему спустя какое-то время он не прилагает усилия в том, что болезненно.

Taṁ kissa hetu? И почему?

Yassa hi so, bhikkhave, bhikkhu atthāya dukkhāya attānaṁ padaheyya svāssa attho abhinipphanno hoti. Цель, ради которой тот монах прилагал усилия в болезненном, была достигнута; вот почему спустя какое-то время он не прилагает усилия в том, что болезненно.

Tasmā na aparena samayena dukkhāya attānaṁ padahati.

Seyyathāpi, bhikkhave, usukāro tejanaṁ dvīsu alātesu ātāpeti paritāpeti ujuṁ karoti kammaniyaṁ. Представьте, монахи, как если бы изготовитель стрел нагревал и высушивал древко стрелы между двумя источниками огня, делая его прямым и подходящим.

Yato kho, bhikkhave, usukārassa tejanaṁ dvīsu alātesu ātāpitaṁ hoti paritāpitaṁ ujuṁ kataṁ kammaniyaṁ, na so taṁ aparena samayena usukāro tejanaṁ dvīsu alātesu ātāpeti paritāpeti ujuṁ karoti kammaniyaṁ. Когда древко стрелы было нагрето и высушено между двумя источниками огня, было сделано прямым и подходящим, спустя какое-то время он бы не нагревал вновь и не высушивал древко стрелы, делая его прямым и подходящим.

Taṁ kissa hetu? И почему?

Yassa hi so, bhikkhave, atthāya usukāro tejanaṁ dvīsu alātesu ātāpeyya paritāpeyya ujuṁ kareyya kammaniyaṁ svāssa attho abhinipphanno hoti. И почему? Цель, ради которой тот изготовитель стрел нагревал... была достигнута. Вот почему спустя какое-то время он бы не нагревал вновь и не высушивал древко стрелы, делая его прямым и подходящим.

Tasmā na aparena samayena usukāro tejanaṁ dvīsu alātesu ātāpeti paritāpeti ujuṁ karoti kammaniyaṁ.

Evameva kho, bhikkhave, bhikkhu iti paṭisañcikkhati: Точно так же монах считает так:

Yannūnāhaṁ dukkhāya attānaṁ padaheyyan’ti. Что если я буду прилагать усилия в том, что болезненно?»...

So dukkhāya attānaṁ padahati.

Tassa dukkhāya attānaṁ padahato akusalā dhammā parihāyanti, kusalā dhammā abhivaḍḍhanti.

So na aparena samayena dukkhāya attānaṁ padahati.

Taṁ kissa hetu?

Yassa hi so, bhikkhave, bhikkhu atthāya dukkhāya attānaṁ padaheyya svāssa attho abhinipphanno hoti.

Tasmā na aparena samayena dukkhāya attānaṁ padahati. вот почему спустя какое-то время он не прилагает усилия в том, что болезненно.

Evampi, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание тоже плодотворно, рвение плодотворно.

Puna caparaṁ, bhikkhave, idha tathāgato loke uppajjati arahaṁ sammāsambuddho vijjācaraṇasampanno sugato lokavidū anuttaro purisadammasārathi satthā devamanussānaṁ buddho bhagavā. Далее, монахи, в мире возникает Татхагата – тот, кто достиг совершенства, полностью просветлённый, совершенный в знании и поведении, высочайший, знаток миров, непревзойдённый вожак тех, кто должен обуздать себя, учитель богов и людей, просветлённый, благословенный.

So imaṁ lokaṁ sadevakaṁ samārakaṁ sabrahmakaṁ sassamaṇabrāhmaṇiṁ pajaṁ sadevamanussaṁ sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti. Он провозглашает этот мир с его богами и людьми, Марами и Брахмами, с его поколением жрецов и отшельников, князей и [простых] людей, который он сам реализовал посредством прямого знания.

So dhammaṁ deseti ādikalyāṇaṁ majjhekalyāṇaṁ pariyosānakalyāṇaṁ sātthaṁ sabyañjanaṁ, kevalaparipuṇṇaṁ parisuddhaṁ brahmacariyaṁ pakāseti. Он обучает Дхамме – прекрасной в начале, прекрасной в середине и прекрасной в конце – в правильных значениях и формулировках. Он раскрывает святую жизнь, всецело совершенную и чистую.

Taṁ dhammaṁ suṇāti gahapati vā gahapatiputto vā aññatarasmiṁ vā kule paccājāto. Домохозяин или сын домохозяина, или некто, рождённый в каком-либо другом клане, слышит эту Дхамму.

So taṁ dhammaṁ sutvā tathāgate saddhaṁ paṭilabhati. Услышав Дхамму, он обретает веру в Татхагату.

So tena saddhāpaṭilābhena samannāgato iti paṭisañcikkhati: Обладая верой, он размышляет:

‘sambādho gharāvāso rajāpatho, abbhokāso pabbajjā. «Домохозяйская жизнь тесная и пыльная. Бездомная жизнь подобна бескрайним просторам.

Nayidaṁ sukaraṁ agāraṁ ajjhāvasatā ekantaparipuṇṇaṁ ekantaparisuddhaṁ saṅkhalikhitaṁ brahmacariyaṁ carituṁ. Непросто, проживая дома, вести святую жизнь всецело чистую и совершенную, словно отполированная морская раковина.

Yannūnāhaṁ kesamassuṁ ohāretvā kāsāyāni vatthāni acchādetvā agārasmā anagāriyaṁ pabbajeyyan’ti. Что, если я, обрив волосы и бороду и надев жёлтые одежды, оставлю домохозяйскую жизнь ради жизни бездомной?»

So aparena samayena appaṁ vā bhogakkhandhaṁ pahāya mahantaṁ vā bhogakkhandhaṁ pahāya, appaṁ vā ñātiparivaṭṭaṁ pahāya mahantaṁ vā ñātiparivaṭṭaṁ pahāya kesamassuṁ ohāretvā kāsāyāni vatthāni acchādetvā agārasmā anagāriyaṁ pabbajati. Так через некоторое время он оставляет всё своё богатство – большое или малое. Оставляет круг своих родных – большой или малый. Обривает волосы и бороду, надевает жёлтые одежды и оставляет домохозяйскую жизнь ради бездомной.

So evaṁ pabbajito samāno bhikkhūnaṁ sikkhāsājīvasamāpanno pāṇātipātaṁ pahāya pāṇātipātā paṭivirato hoti nihitadaṇḍo nihitasattho, lajjī dayāpanno sabbapāṇabhūtahitānukampī viharati. Когда он ушёл в бездомную жизнь, наделённый монашеской тренировкой и образом жизни, Отбрасывая убийство живых существ, он воздерживается от убийства живых существ, откинув дубину, откинув оружие. Он пребывает в сострадании ко всем живым существам, мягкий, доброжелательный.

Adinnādānaṁ pahāya adinnādānā paṭivirato hoti dinnādāyī dinnapāṭikaṅkhī, athenena sucibhūtena attanā viharati. Отбрасывая взятие того, что не дано, он воздерживается от взятия того, что [ему] не было дано. Он берёт только то, что дают, ожидает только того, что дают, не крадёт, пребывает в чистоте.

Abrahmacariyaṁ pahāya brahmacārī hoti ārācārī virato methunā gāmadhammā. Отбрасывая не-целомудрие, он соблюдает целомудрие, живёт отдельно, воздерживаясь от половых сношений, что привычны среди простых людей.

Musāvādaṁ pahāya musāvādā paṭivirato hoti saccavādī saccasandho theto paccayiko avisaṁvādako lokassa. Отбрасывая лживую речь, он воздерживается от лживой речи. он говорит истину, держится за истину, [в этом] прочен, надёжен, не обманывает мир.

Pisuṇaṁ vācaṁ pahāya pisuṇāya vācāya paṭivirato hoti; ito sutvā na amutra akkhātā imesaṁ bhedāya, amutra vā sutvā na imesaṁ akkhātā amūsaṁ bhedāya—iti bhinnānaṁ vā sandhātā sahitānaṁ vā anuppadātā samaggārāmo samaggarato samagganandī samaggakaraṇiṁ vācaṁ bhāsitā hoti. Отбрасывая злонамеренную речь, он воздерживается от злонамеренной речи. То, что он слышал здесь, он не рассказывает там, чтобы не посеять рознь между этими людьми и теми. То, что он слышал там, он не рассказывает здесь, чтобы не посеять рознь между тамошними людьми и здешними. Так он примиряет тех, кто поругался, любит согласие, радуется согласию, наслаждается согласием, говорит слова, которые способствуют согласию.

Pharusaṁ vācaṁ pahāya pharusāya vācāya paṭivirato hoti; yā sā vācā nelā kaṇṇasukhā pemanīyā hadayaṅgamā porī bahujanakantā bahujanamanāpā tathārūpiṁ vācaṁ bhāsitā hoti. Отбрасывая грубую речь, он воздерживается от грубой речи. Он говорит мягкие слова, приятные уху, любящие, проникающие в сердце, вежливые, приятные и нравящиеся большинству людей.

Samphappalāpaṁ pahāya samphappalāpā paṭivirato hoti kālavādī bhūtavādī atthavādī dhammavādī vinayavādī, nidhānavatiṁ vācaṁ bhāsitā kālena sāpadesaṁ pariyantavatiṁ atthasaṁhitaṁ. Отбрасывая болтовню, он воздерживается от болтовни. Он говорит в нужный момент, говорит действительное, полезное, говорит о Дхамме, о Винае. В должный момент он говорит ценные слова, разумные, сдержанные, полезные.

So bījagāmabhūtagāmasamārambhā paṭivirato hoti. Он воздерживается от нанесения вреда семенам и растениям.

Ekabhattiko hoti rattūparato virato vikālabhojanā. Он практикует принятие пищи один раз в день, воздерживаясь от еды ночью и вне надлежащего времени [днём].

Naccagītavāditavisūkadassanā paṭivirato hoti. Он воздерживается от танцев, пения, музыки и зрелищ.

Mālāgandhavilepanadhāraṇamaṇḍanavibhūsanaṭṭhānā paṭivirato hoti. Он воздерживается от ношения гирлянд и от украшения себя ароматами и мазями.

Uccāsayanamahāsayanā paṭivirato hoti. Он воздерживается от высоких и больших кроватей.

Jātarūparajatapaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. Он воздерживается от принятия золота и серебра.

Āmakadhaññapaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. Он воздерживается от принятия сырого зерна…

Āmakamaṁsapaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. сырого мяса…

Itthikumārikapaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. женщин и девушек…

Dāsidāsapaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. рабов и рабынь…

Ajeḷakapaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. овец и коз…

Kukkuṭasūkarapaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. птиц и свиней…

Hatthigavassavaḷavapaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. слонов, коров, жеребцов и кобыл…

Khettavatthupaṭiggahaṇā paṭivirato hoti. полей и земель.

Dūteyyapahiṇagamanānuyogā paṭivirato hoti. Он воздерживается от взятия на себя обязанности посыльного…

Kayavikkayā paṭivirato hoti. от покупки и продажи…

Tulākūṭakaṁsakūṭamānakūṭā paṭivirato hoti. от жульничества на весах, в металлах и мерах…

Ukkoṭanavañcananikatisāciyogā paṭivirato hoti. от взяточничества, обмана и мошенничества.

Chedanavadhabandhanaviparāmosaālopasahasākārā paṭivirato hoti. Он воздерживается от нанесения увечий, убийств, пленения, разбоя, грабежа и насилия.

So santuṭṭho hoti kāyaparihārikena cīvarena, kucchiparihārikena piṇḍapātena. So yena yeneva pakkamati samādāyeva pakkamati. Он довольствуется одеяниями для защиты своего тела и едой с подаяний для утоления голода. Куда бы он ни отправился, он берёт с собой лишь только это.

Seyyathāpi nāma pakkhī sakuṇo yena yeneva ḍeti sapattabhārova ḍeti; Подобно птице, которая куда бы ни отправилась, крылья – её единственный груз,

evameva bhikkhu santuṭṭho hoti kāyaparihārikena cīvarena, kucchiparihārikena piṇḍapātena; so yena yeneva pakkamati samādāyeva pakkamati. точно так же и монах довольствуется одеяниями для защиты своего тела и едой с подаяний для утоления голода. Куда бы он ни отправился, он берёт с собой лишь только это.

So iminā ariyena sīlakkhandhena samannāgato ajjhattaṁ anavajjasukhaṁ paṭisaṁvedeti. Наделённый этой совокупностью благородной нравственности, в себе он ощущает блаженство от безукоризненности.

So cakkhunā rūpaṁ disvā na nimittaggāhī hoti nānubyañjanaggāhī. Видя форму глазом, он не цепляется за её образ и черты.

Yatvādhikaraṇamenaṁ cakkhundriyaṁ asaṁvutaṁ viharantaṁ abhijjhādomanassā pāpakā akusalā dhammā anvāssaveyyuṁ tassa saṁvarāya paṭipajjati, rakkhati cakkhundriyaṁ, cakkhundriye saṁvaraṁ āpajjati. Ведь если бы он оставлял способность глаза неохраняемой, плохие, неблагие состояния алчности и грусти могли бы наводнить его. Он практикует путь сдерживания, он охраняет способность глаза, он предпринимает сдерживание способности глаза.

Sotena saddaṁ sutvā …pe… Слыша звук ухом…

ghānena gandhaṁ ghāyitvā …pe… Нюхая запах носом…

jivhāya rasaṁ sāyitvā …pe… Пробуя вкус языком…

kāyena phoṭṭhabbaṁ phusitvā …pe… Касаясь осязаемой вещи телом…

manasā dhammaṁ viññāya na nimittaggāhī hoti nānubyañjanaggāhī. Познавая умственный феномен умом, он не цепляется за его образ и черты.

Yatvādhikaraṇamenaṁ manindriyaṁ asaṁvutaṁ viharantaṁ abhijjhādomanassā pāpakā akusalā dhammā anvāssaveyyuṁ tassa saṁvarāya paṭipajjati, rakkhati manindriyaṁ, manindriye saṁvaraṁ āpajjati. Ведь если бы он оставлял способность ума неохраняемой, плохие, неблагие состояния алчности и грусти могли бы наводнить его. Он практикует путь сдерживания, он охраняет способность ума, он предпринимает сдерживание способности ума.

So iminā ariyena indriyasaṁvarena samannāgato ajjhattaṁ abyāsekasukhaṁ paṭisaṁvedeti. Наделённый этой благородной сдержанностью способностей [органов чувств], он внутренне ощущает блаженство от безукоризненности.

So abhikkante paṭikkante sampajānakārī hoti, ālokite vilokite sampajānakārī hoti, samiñjite pasārite sampajānakārī hoti, saṅghāṭipattacīvaradhāraṇe sampajānakārī hoti, asite pīte khāyite sāyite sampajānakārī hoti, uccārapassāvakamme sampajānakārī hoti, gate ṭhite nisinne sutte jāgarite bhāsite tuṇhībhāve sampajānakārī hoti. Он становится тем, кто действует с бдительностью, когда идёт вперёд и возвращается; кто действует с бдительностью, когда смотрит вперёд и в сторону… когда сгибает и разгибает свои члены тела… когда несёт одеяния, внешнее одеяние, чашу… когда ест, пьёт, жуёт, пробует… когда мочится и испражняется… когда идёт, стоит, сидит, засыпает, просыпается, разговаривает и молчит.

So iminā ca ariyena sīlakkhandhena samannāgato, imāya ca ariyāya santuṭṭhiyā samannāgato, iminā ca ariyena indriyasaṁvarena samannāgato, iminā ca ariyena satisampajaññena samannāgato Наделённый этой совокупностью благородной нравственности, этой благородной сдержанностью способностей [органов чувств], этой благородной осознанностью и бдительностью,

vivittaṁ senāsanaṁ bhajati araññaṁ rukkhamūlaṁ pabbataṁ kandaraṁ giriguhaṁ susānaṁ vanapatthaṁ abbhokāsaṁ palālapuñjaṁ. он затворяется в уединённом обиталище: в лесу, у подножия дерева, на горе, в ущелье, в пещере на склоне холма, на кладбище, в джунглях, на открытой местности, у стога соломы.

So pacchābhattaṁ piṇḍapātapaṭikkanto nisīdati pallaṅkaṁ ābhujitvā, ujuṁ kāyaṁ paṇidhāya, parimukhaṁ satiṁ upaṭṭhapetvā. После принятия пищи, вернувшись с хождения за подаяниями, он садится со скрещенными ногами, держит тело выпрямленным, устанавливает осознанность впереди.

So abhijjhaṁ loke pahāya vigatābhijjhena cetasā viharati, abhijjhāya cittaṁ parisodheti. Оставляя алчность к миру, он пребывает с умом, свободным от алчности. Он очищает ум от алчности.

Byāpādapadosaṁ pahāya abyāpannacitto viharati sabbapāṇabhūtahitānukampī, byāpādapadosā cittaṁ parisodheti. Оставляя недоброжелательность и злость, он пребывает с умом, свободным от недоброжелательности, сострадательный ко всем живым существам. Он очищает ум от недоброжелательности и злости.

Thinamiddhaṁ pahāya vigatathinamiddho viharati ālokasaññī sato sampajāno, thinamiddhā cittaṁ parisodheti. Оставляя лень и апатию, он пребывает свободным от лени и апатии – осознанным, бдительным, воспринимая свет. Он очищает свой ум от лени и апатии.

Uddhaccakukkuccaṁ pahāya anuddhato viharati ajjhattaṁ vūpasantacitto, uddhaccakukkuccā cittaṁ parisodheti. Отбрасывая неугомонность и сожаление, он пребывает невзволнованным, с внутренне умиротворённым умом. Он очищает ум от неугомонности и сожаления.

Vicikicchaṁ pahāya tiṇṇavicikiccho viharati akathaṅkathī kusalesu dhammesu, vicikicchāya cittaṁ parisodheti. Отбрасывая сомнение, он пребывает, выйдя за пределы сомнения, не имея замешательства в отношении [понимания] благих [умственных] состояний. Он очищает свой ум от сомнения.

So ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe Оставив эти пять помех – изъянов ума, что ослабляют мудрость,

vivicceva kāmehi vivicca akusalehi dhammehi savitakkaṁ savicāraṁ vivekajaṁ pītisukhaṁ paṭhamaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. Будучи отстранённым от чувственных удовольствий, отстранённым от неблагих состояний [ума], он входит и пребывает в первой джхане, которая сопровождается направлением и удержанием [ума на объекте медитации], с восторгом и удовольствием, что возникли из-за [этой] отстранённости.

Evampi, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание тоже плодотворно, рвение плодотворно.

Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. Далее, с угасанием направления и удержания [ума на объекте], монах входит и пребывает во второй джхане, в которой наличествуют уверенность в себе и единение ума, в которой нет направления и удержания, но есть восторг и удовольствие, что возникли посредством сосредоточения.

Evampi, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание тоже плодотворно, рвение плодотворно.

Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu pītiyā ca virāgā upekkhako ca viharati sato ca sampajāno, sukhañca kāyena paṭisaṁvedeti. Yaṁ taṁ ariyā ācikkhanti: ‘upekkhako satimā sukhavihārī’ti tatiyaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. С угасанием восторга он пребывает невозмутимым, осознанным, бдительным, всё ещё ощущая приятное телом. Он входит и пребывает в третьей джхане, о которой Благородные говорят так: «Он невозмутим, осознан, находится в приятном пребывании».

Evampi, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание тоже плодотворно, рвение плодотворно.

Puna caparaṁ, bhikkhave, bhikkhu sukhassa ca pahānā dukkhassa ca pahānā, pubbeva somanassadomanassānaṁ atthaṅgamā, adukkhamasukhaṁ upekkhāsatipārisuddhiṁ catutthaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. С оставлением удовольствия и боли, равно как и с предыдущим угасанием радости и грусти, он входит и пребывает в четвёртой джхане, которая является ни-приятной-ни-болезненной, характеризуется чистейшей осознанностью из-за невозмутимости.

Evampi, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание тоже плодотворно, рвение плодотворно.

So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум стал таким сосредоточенным, очищенным, ярким, безупречным, избавленным от недостатков, гибким, податливым, устойчивым и непоколебимым, он направляет его к знанию воспоминаний прошлых жизней.

So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo tissopi jātiyo catassopi jātiyo pañcapi jātiyo dasapi jātiyo vīsampi jātiyo tiṁsampi jātiyo cattālīsampi jātiyo paññāsampi jātiyo jātisatampi jātisahassampi jātisatasahassampi anekepi saṁvaṭṭakappe anekepi vivaṭṭakappe anekepi saṁvaṭṭavivaṭṭakappe: ‘amutrāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto amutra udapādiṁ; tatrāpāsiṁ evaṁnāmo evaṅgotto evaṁvaṇṇo evamāhāro evaṁsukhadukkhappaṭisaṁvedī evamāyupariyanto, so tato cuto idhūpapanno’ti. Iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati. Он вспоминает множество своих прошлых жизней – одну, две... пять... десять... пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, за многие эпохи сжатия мира, за многие эпохи расширения мира, за многие эпохи сжатия и расширения мира. Он вспоминает: «здесь я носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился где-то ещё; и здесь я тоже носил такое-то имя, принадлежал к такому-то сословию, таковой была моя внешность. Таковой была моя пища, таковым был мой опыт удовольствия и боли, таковым было окончание той моей жизни. Умерев там, я появился тут». Так они вспоминают множество своих жизней во всех их вариациях и деталях.

Evampi, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание тоже плодотворно, рвение плодотворно.

So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум стал таким сконцентрированным, очищенным, ярким, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, покоренным, устойчивым и погруженным в неколебимость, он направляет к знанию смерти и перерождения существ.

So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti: ‘ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā, te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā’ti. Iti dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāti. Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались плохого поведения в поступках, речах и мыслях, оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений. С распадом тела, после смерти, они возникают в состоянии лишения, в несчастливом уделе, в погибели, даже в аду. А эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, с остановкой жизнедеятельности тела, после смерти, возрождаются в хороших участях, в небесных мирах». Так, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, они видят умирающих и перерождающихся существ, [распознают] низших и высочайших, красивых и уродливых, счастливых и несчастных. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.

Evampi, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание тоже плодотворно, рвение плодотворно.

So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум становится сконцентрированным, очищенным, ярким, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, покоренным, устойчивым и погруженным в неколебимость, он направляет его к знанию уничтожения пятен [умственных загрязнений].

So ‘idaṁ dukkhan’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhasamudayo’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhanirodho’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhanirodhagāminī paṭipadā’ti yathābhūtaṁ pajānāti; Он напрямую познаёт в соответствии с действительностью: «Вот страдание... Вот возникновение страдания... Вот прекращение страдания... Вот Путь ведущий к прекращению страдания...

‘ime āsavā’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavasamudayo’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavanirodho’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavanirodhagāminī paṭipadā’ti yathābhūtaṁ pajānāti. Это – пятна [загрязнений ума]... Это – происхождение пятен… Это – прекращение пятен… Это – путь, ведущий к прекращению пятен».

Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati. Когда он знает и видит так, его ум освобождается от пятна чувственного желания, от пятна существования, от пятна неведения.

Vimuttasmiṁ vimuttamiti ñāṇaṁ hoti. Когда он освободился, приходит знание: «Он освобождён».

‘Khīṇā jāti, vusitaṁ brahmacariyaṁ, kataṁ karaṇīyaṁ, nāparaṁ itthattāyā’ti pajānāti. Он понимает: «Рождение уничтожено, святая жизнь прожита, сделано то, что следовало сделать, не будет более появления в каком-либо состоянии существования».

Evampi kho, bhikkhave, saphalo upakkamo hoti, saphalaṁ padhānaṁ. Так, монахи, [это] старание тоже плодотворно, рвение плодотворно.

Evaṁvādī, bhikkhave, tathāgatā. Так говорит Татхагата, монахи.

Evaṁvādīnaṁ, bhikkhave, tathāgatānaṁ dasa sahadhammikā pāsaṁsaṭṭhānā āgacchanti. И поскольку Татхагата говорит так, есть десять разумных оснований для его похвалы.

addhā, bhikkhave, tathāgato pubbe sukatakammakārī yaṁ etarahi evarūpā anāsavā sukhā vedanā vedeti. то тогда Татхагата, вне сомнений, должен был совершать хорошие поступки в прошлом, ведь теперь он переживает такие незапятнанные приятные чувства.

addhā, bhikkhave, tathāgato bhaddakena issarena nimmito yaṁ etarahi evarūpā anāsavā sukhā vedanā vedeti. то тогда Татхагата, вне сомнений, должен был быть сотворён добрым Верховным Богом, ведь теперь он переживает такие незапятнанные приятные чувства.

addhā, bhikkhave, tathāgato kalyāṇasaṅgatiko yaṁ etarahi evarūpā anāsavā sukhā vedanā vedeti. то тогда Татхагате, вне сомнений, повезло, ведь теперь он переживает такие незапятнанные приятные чувства.

addhā, bhikkhave, tathāgato kalyāṇābhijātiko yaṁ etarahi evarūpā anāsavā sukhā vedanā vedeti. то тогда Татхагата, вне сомнений, принадлежит к хорошему классу, ведь теперь он переживает такие незапятнанные приятные чувства.

addhā, bhikkhave, tathāgato kalyāṇadiṭṭhadhammūpakkamo yaṁ etarahi evarūpā anāsavā sukhā vedanā vedeti. то тогда Татхагата, вне сомнений, хорошо старается здесь и сейчас, ведь теперь он переживает такие незапятнанные приятные чувства.

Sace, bhikkhave, sattā pubbekatahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены тем, что было сделано в прошлом, то Татхагата заслуживает похвалы; если нет, то всё равно Татхагата заслуживает похвалы.

no ce sattā pubbekatahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato.

Sace, bhikkhave, sattā issaranimmānahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato; Если удовольствие и боль, переживаемые существами, обусловлены созидательным актом Верховного Бога...

no ce sattā issaranimmānahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato.

Sace, bhikkhave, sattā saṅgatibhāvahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato; обстоятельствами и природой...

no ce sattā saṅgatibhāvahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato.

Sace, bhikkhave, sattā abhijātihetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato; обусловлены классом...

no ce sattā abhijātihetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato.

Sace, bhikkhave, sattā diṭṭhadhammūpakkamahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato;

no ce sattā diṭṭhadhammūpakkamahetu sukhadukkhaṁ paṭisaṁvedenti, pāsaṁso tathāgato. обусловлены старанием здесь и сейчас, то Татхагата заслуживает похвалы; если нет, то всё равно Татхагата заслуживает похвалы.

Evaṁvādī, bhikkhave, tathāgatā. Так говорит Татхагата, монахи.

Evaṁvādīnaṁ, bhikkhave, tathāgatānaṁ ime dasa sahadhammikā pāsaṁsaṭṭhānā āgacchantī”ti. И поскольку Татхагата говорит так, есть эти десять разумных оснований для его похвалы».

Idamavoca bhagavā. Так сказал Благословенный.

Attamanā te bhikkhū bhagavato bhāsitaṁ abhinandunti. Монахи были довольны и восхитились словами Благословенного.

Devadahasuttaṁ niṭṭhitaṁ paṭhamaṁ.

Previous Next