Other Translations: English
From:
Majjhima Nikāya 121 Мадджхима Никая 121
Cūḷasuññatasutta Малое наставление о пустотности
Evaṁ me sutaṁ—Так я слышал.
ekaṁ samayaṁ bhagavā sāvatthiyaṁ viharati pubbārāme migāramātupāsāde. Однажды Благословенный проживал в Саваттхи, в Восточном парке, во дворце Мигараматы.
Atha kho āyasmā ānando sāyanhasamayaṁ paṭisallānā vuṭṭhito yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ nisīdi. Ekamantaṁ nisinno kho āyasmā ānando bhagavantaṁ etadavoca: И тогда, вечером, достопочтенный Ананда вышел из медитации, отправился к Благословенному, поклонился ему, сел рядом и сказал Благословенному:
“Ekamidaṁ, bhante, samayaṁ bhagavā sakkesu viharati nagarakaṁ nāma sakyānaṁ nigamo. «Уважаемый, однажды Благословенный проживал в стране Сакьев, где был город Сакьев под названием Нагарака.
Tattha me, bhante, bhagavato sammukhā sutaṁ, sammukhā paṭiggahitaṁ: Там, уважаемый, вот что я услышал и выучил из уст самого Благословенного:
‘suññatāvihārenāhaṁ, ānanda, etarahi bahulaṁ viharāmī’ti. «Ананда, я часто пребываю в пустотности».
Kacci metaṁ, bhante, sussutaṁ suggahitaṁ sumanasikataṁ sūpadhāritan”ti? Правильно ли я это услышал, уважаемый, правильно ли я это выучил, правильно ли уделил этому внимание, правильно ли запомнил это?»
“Taggha te etaṁ, ānanda, sussutaṁ suggahitaṁ sumanasikataṁ sūpadhāritaṁ. «Вне сомнений, Ананда, ты услышал это правильно, выучил это правильно, уделил внимание правильно этому, запомнил это правильно.
Pubbepāhaṁ, ānanda, etarahipi suññatāvihārena bahulaṁ viharāmi. Как прежде, Ананда, так и сейчас я часто пребываю в пустотности.
Seyyathāpi, ānanda, ayaṁ migāramātupāsādo suñño hatthigavassavaḷavena, suñño jātarūparajatena, suñño itthipurisasannipātena atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Ананда, подобно тому, как этот дворец Мигараматы пуст от слонов, рогатого скота, коней и кобыл, пуст от золота и серебра, пуст от собраний мужчин и женщин,
bhikkhusaṅghaṁ paṭicca ekattaṁ; и здесь наличествует только эта не-пустотность, то есть, единственность, зависящая от общины монахов,
evameva kho, ānanda, bhikkhu amanasikaritvā gāmasaññaṁ, amanasikaritvā manussasaññaṁ, araññasaññaṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. точно также, монах – не уделяя внимания восприятию деревни, не уделяя внимания восприятию людей – обращает внимание на единственность, зависящую от восприятия леса.
Tassa araññasaññāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это восприятие леса и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ye assu darathā gāmasaññaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā manussasaññaṁ paṭicca tedha na santi, atthi cevāyaṁ darathamattā yadidaṁ—«Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия деревни, не присутствуют здесь. Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия людей, не присутствуют здесь.
araññasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, единственность, зависящая от восприятия леса».
So ‘suññamidaṁ saññāgataṁ gāmasaññāyā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ manussasaññāyā’ti pajānāti, ‘atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Он понимает: «Это поле восприятия пусто от восприятия деревни. Это поле восприятия пусто от восприятия людей.
araññasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только эта не-пустотность, то есть, единственность, зависящая от восприятия леса».
Iti yañhi kho tattha na hoti tena taṁ suññaṁ samanupassati, yaṁ pana tattha avasiṭṭhaṁ hoti taṁ ‘santamidaṁ atthī’ti pajānāti. Так он считает это пустым от того, чего здесь нет, а что касается того, что остаётся, он понимает, что это наличествует: «Это наличествует».
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhu amanasikaritvā manussasaññaṁ, amanasikaritvā araññasaññaṁ, pathavīsaññaṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. Далее, Ананда, монах – не уделяя внимания восприятию людей, не уделяя внимания восприятию леса – обращает внимание на единственность, зависящую от восприятия земли.
Tassa pathavīsaññāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это восприятие земли и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
Seyyathāpi, ānanda, āsabhacammaṁ saṅkusatena suvihataṁ vigatavalikaṁ; Подобно тому как шкура быка становится свободной от складок, когда её целиком растянули с помощью сотни колышков,
evameva kho, ānanda, bhikkhu yaṁ imissā pathaviyā ukkūlavikkūlaṁ nadīviduggaṁ khāṇukaṇṭakaṭṭhānaṁ pabbatavisamaṁ taṁ sabbaṁ amanasikaritvā pathavīsaññaṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. то точно также монах – не уделяя внимания восприятию людей, не уделяя внимания восприятию леса – обращает внимание на единственность, зависящую от восприятия земли.
Tassa pathavīsaññāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это восприятие земли и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ye assu darathā manussasaññaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā araññasaññaṁ paṭicca tedha na santi, atthi cevāyaṁ darathamattā yadidaṁ—«Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия людей, не присутствуют здесь. Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия леса, не присутствуют здесь.
pathavīsaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, единственность, зависящая от восприятия земли».
So ‘suññamidaṁ saññāgataṁ manussasaññāyā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ araññasaññāyā’ti pajānāti, ‘atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Он понимает: «Это поле восприятия пусто от восприятия людей. Это поле восприятия пусто от восприятия леса.
pathavīsaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только эта не-пустотность, то есть, единственность, зависящая от восприятия земли».
Iti yañhi kho tattha na hoti tena taṁ suññaṁ samanupassati, yaṁ pana tattha avasiṭṭhaṁ hoti taṁ ‘santamidaṁ atthī’ti pajānāti. Так он считает это пустым от того, чего здесь нет, а что касается того, что остаётся, он понимает, что это наличествует: «Это наличествует».
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhu amanasikaritvā araññasaññaṁ, amanasikaritvā pathavīsaññaṁ, ākāsānañcāyatanasaññaṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. Далее, Ананда, монах – не уделяя внимания восприятию леса, не уделяя внимания восприятию земли – обращает внимание на единственность, зависящую от восприятия сферы безграничного пространства.
Tassa ākāsānañcāyatanasaññāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это восприятие сферы безграничного пространства и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ye assu darathā araññasaññaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā pathavīsaññaṁ paṭicca tedha na santi, atthi cevāyaṁ darathamattā yadidaṁ—«Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия леса, не присутствуют здесь. Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия земли, не присутствуют здесь.
ākāsānañcāyatanasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, единственность, зависящая от восприятия сферы безграничного пространства».
So ‘suññamidaṁ saññāgataṁ araññasaññāyā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ pathavīsaññāyā’ti pajānāti, ‘atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Он понимает: «Это поле восприятия пусто от восприятия леса. Это поле восприятия пусто от восприятия земли.
ākāsānañcāyatanasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только эта не-пустотность, то есть, единственность, зависящая от восприятия сферы безграничного пространства».
Iti yañhi kho tattha na hoti tena taṁ suññaṁ samanupassati, yaṁ pana tattha avasiṭṭhaṁ hoti taṁ ‘santamidaṁ atthī’ti pajānāti. Так он считает это пустым от того, чего здесь нет, а что касается того, что остаётся, он понимает, что это наличествует: «Это наличествует».
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhu amanasikaritvā pathavīsaññaṁ, amanasikaritvā ākāsānañcāyatanasaññaṁ, viññāṇañcāyatanasaññaṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. Далее, Ананда, монах – не уделяя внимания восприятию земли, не уделяя внимания восприятию сферы безграничного пространства – обращает внимание на единственность, зависящую от восприятия сферы безграничного сознания.
Tassa viññāṇañcāyatanasaññāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это восприятие сферы безграничного сознания и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ye assu darathā pathavīsaññaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā ākāsānañcāyatanasaññaṁ paṭicca tedha na santi, atthi cevāyaṁ darathamattā yadidaṁ—«Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия земли, не присутствуют здесь. Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия сферы безграничного пространства, не присутствуют здесь.
viññāṇañcāyatanasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, единственность, зависящая от восприятия сферы безграничного сознания».
So ‘suññamidaṁ saññāgataṁ pathavīsaññāyā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ ākāsānañcāyatanasaññāyā’ti pajānāti, ‘atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Он понимает: «Это поле восприятия пусто от восприятия земли. Это поле восприятия пусто от восприятия сферы безграничного пространства.
viññāṇañcāyatanasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, единственность, зависящая от восприятия сферы безграничного сознания».
Iti yañhi kho tattha na hoti tena taṁ suññaṁ samanupassati, yaṁ pana tattha avasiṭṭhaṁ hoti taṁ ‘santamidaṁ atthī’ti pajānāti. Так он считает это пустым от того, чего здесь нет, а что касается того, что остаётся, он понимает, что это наличествует: «Это наличествует».
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhu amanasikaritvā ākāsānañcāyatanasaññaṁ, amanasikaritvā viññāṇañcāyatanasaññaṁ, ākiñcaññāyatanasaññaṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. Далее, Ананда, монах – не уделяя внимания восприятию сферы безграничного пространства, не уделяя внимания восприятию сферы безграничного сознания – обращает внимание на единственность, зависящую от восприятия сферы отсутствия всего.
Tassa ākiñcaññāyatanasaññāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это восприятие сферы отсутствия всего и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ye assu darathā ākāsānañcāyatanasaññaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā viññāṇañcāyatanasaññaṁ paṭicca tedha na santi, atthi cevāyaṁ darathamattā yadidaṁ—Он понимает так: «Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия сферы безграничного пространства, не присутствуют здесь. Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия сферы безграничного сознания, не присутствуют здесь.
ākiñcaññāyatanasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, единственность, зависящая от восприятия сферы отсутствия всего».
So ‘suññamidaṁ saññāgataṁ ākāsānañcāyatanasaññāyā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ viññāṇañcāyatanasaññāyā’ti pajānāti, ‘atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Он понимает: «Это поле восприятия пусто от восприятия сферы безграничного пространства. Это поле восприятия пусто от восприятия сферы безграничного сознания.
ākiñcaññāyatanasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только эта не-пустотность, то есть, единственность, зависящая от восприятия сферы отсутствия всего».
Iti yañhi kho tattha na hoti tena taṁ suññaṁ samanupassati, yaṁ pana tattha avasiṭṭhaṁ hoti taṁ ‘santamidaṁ atthī’ti pajānāti. Так он считает это пустым от того, чего здесь нет, а что касается того, что остаётся, он понимает, что это наличествует: «Это наличествует».
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность.
Puna caparaṁ, ānanda bhikkhu amanasikaritvā viññāṇañcāyatanasaññaṁ, amanasikaritvā ākiñcaññāyatanasaññaṁ, nevasaññānāsaññāyatanasaññaṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. Далее, Ананда, монах – не уделяя внимания восприятию сферы безграничного сознания, не уделяя внимания восприятию сферы отсутствия всего – обращает внимание на единственность, зависящую от восприятия сферы ни-восприятия-ни-не-восприятия.
Tassa nevasaññānāsaññāyatanasaññāya cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это восприятие сферы ни-восприятия-ни-не-восприятия и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ye assu darathā viññāṇañcāyatanasaññaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā ākiñcaññāyatanasaññaṁ paṭicca tedha na santi, atthi cevāyaṁ darathamattā yadidaṁ—Он понимает так: «Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия сферы безграничного сознания, не присутствуют здесь. Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия сферы отсутствия всего, не присутствуют здесь.
nevasaññānāsaññāyatanasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, единственность, зависящая от восприятия сферы ни-восприятия-ни-не-восприятия».
So ‘suññamidaṁ saññāgataṁ viññāṇañcāyatanasaññāyā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ ākiñcaññāyatanasaññāyā’ti pajānāti, ‘atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Он понимает: «Это поле восприятия пусто от восприятия сферы безграничного сознания. Это поле восприятия пусто от восприятия сферы отсутствия всего.
nevasaññānāsaññāyatanasaññaṁ paṭicca ekattan’ti. Здесь наличествует только эта не-пустотность, то есть, единственность, зависящая от восприятия сферы ни-восприятия-ни-не-восприятия».
Iti yañhi kho tattha na hoti tena taṁ suññaṁ samanupassati, yaṁ pana tattha avasiṭṭhaṁ hoti taṁ ‘santamidaṁ atthī’ti pajānāti. Так он считает это пустым от того, чего здесь нет, а что касается того, что остаётся, он понимает, что это наличествует: «Это наличествует».
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhu amanasikaritvā ākiñcaññāyatanasaññaṁ, amanasikaritvā nevasaññānāsaññāyatanasaññaṁ, animittaṁ cetosamādhiṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. Далее, Ананда, монах – не уделяя внимания восприятию сферы отсутствия всего, не уделяя внимания восприятию сферы ни-восприятия-ни-не-восприятия – обращает внимание на единственность, зависящую от беспредметного сосредоточения ума.
Tassa animitte cetosamādhimhi cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это беспредметное сосредоточение ума и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ye assu darathā ākiñcaññāyatanasaññaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā nevasaññānāsaññāyatanasaññaṁ paṭicca tedha na santi, atthi cevāyaṁ darathamattā yadidaṁ—«Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия сферы отсутствия всего, не присутствуют здесь. Любые возмущения, которые могли бы зависеть от восприятия сферы ни-восприятия-ни-не-восприятия, не присутствуют здесь.
imameva kāyaṁ paṭicca saḷāyatanikaṁ jīvitapaccayā’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, то, что связано с шестью сферами [чувств], которые зависят от этого тела и обусловлены жизнью».
So ‘suññamidaṁ saññāgataṁ ākiñcaññāyatanasaññāyā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ nevasaññānāsaññāyatanasaññāyā’ti pajānāti, ‘atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Он понимает: «Это поле восприятия пусто от восприятия сферы отсутствия всего. Это поле восприятия пусто от восприятия сферы ни-восприятия-ни-не-восприятия.
imameva kāyaṁ paṭicca saḷāyatanikaṁ jīvitapaccayā’ti. Здесь наличествует только эта не-пустотность, то есть, то, что связано с шестью сферами [чувств], которые зависят от этого тела и обусловлены жизнью».
Iti yañhi kho tattha na hoti tena taṁ suññaṁ samanupassati, yaṁ pana tattha avasiṭṭhaṁ hoti taṁ ‘santamidaṁ atthī’ti pajānāti. Так он считает это пустым от того, чего здесь нет, а что касается того, что остаётся, он понимает, что это наличествует: «Это наличествует».
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā suññatāvakkanti bhavati. Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность.
Puna caparaṁ, ānanda, bhikkhu amanasikaritvā ākiñcaññāyatanasaññaṁ, amanasikaritvā nevasaññānāsaññāyatanasaññaṁ, animittaṁ cetosamādhiṁ paṭicca manasi karoti ekattaṁ. Далее, Ананда, монах – не уделяя внимания восприятию сферы отсутствия всего, не уделяя внимания восприятию сферы ни-восприятия-ни-не-восприятия – обращает внимание на единственность, зависящую от беспредметного сосредоточения ума.
Tassa animitte cetosamādhimhi cittaṁ pakkhandati pasīdati santiṭṭhati adhimuccati. Его ум входит в это беспредметное сосредоточение ума и обретает уверенность, устойчивость, решительность.
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ayampi kho animitto cetosamādhi abhisaṅkhato abhisañcetayito’. «Это беспредметное сосредоточение ума обусловлено и порождено волевым намерением.
‘Yaṁ kho pana kiñci abhisaṅkhataṁ abhisañcetayitaṁ tadaniccaṁ nirodhadhamman’ti pajānāti. Но всё, что обусловлено и порождено волевым намерением, является непостоянным, подвержено прекращению».
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati. Когда он знает и видит так, его ум освобождается от пятна чувственного желания, от пятна существования, от пятна неведения.
Vimuttasmiṁ vimuttamiti ñāṇaṁ hoti. Когда он освободился, приходит знание: «Он освобождён».
‘Khīṇā jāti, vusitaṁ brahmacariyaṁ, kataṁ karaṇīyaṁ, nāparaṁ itthattāyā’ti pajānāti. Он понимает: «Рождение уничтожено, святая жизнь прожита, сделано то, что следовало сделать, не будет более появления в каком-либо состоянии существования».
So evaṁ pajānāti: Он понимает так:
‘ye assu darathā kāmāsavaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā bhavāsavaṁ paṭicca tedha na santi, ye assu darathā avijjāsavaṁ paṭicca tedha na santi, atthi cevāyaṁ darathamattā yadidaṁ—«Любые возмущения, зависящие от пятна чувственного желания, которые могли бы быть, не присутствуют здесь. Любые возмущения, зависящие от пятна существования, которые могли бы быть, не присутствуют здесь. Любые возмущения, зависящие от пятна неведения, которые могли бы быть, не присутствуют здесь.
imameva kāyaṁ paṭicca saḷāyatanikaṁ jīvitapaccayā’ti. Здесь наличествует только вот такое-то количество возмущения, то есть, то, что связано с шестью сферами [чувств], которые зависят от этого тела и обусловлены жизнью».
So ‘suññamidaṁ saññāgataṁ kāmāsavenā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ bhavāsavenā’ti pajānāti, ‘suññamidaṁ saññāgataṁ avijjāsavenā’ti pajānāti, ‘atthi cevidaṁ asuññataṁ yadidaṁ—Он понимает так: «Это поле восприятия пусто от пятна чувственного желания. Это поле восприятия пусто от пятна существования. Это поле восприятия пусто от пятна неведения.
imameva kāyaṁ paṭicca saḷāyatanikaṁ jīvitapaccayā’ti. Здесь наличествует только эта не-пустотность, то есть, то, что связано с шестью сферами [чувств], которые зависят от этого тела и обусловлены жизнью».
Iti yañhi kho tattha na hoti tena taṁ suññaṁ samanupassati, yaṁ pana tattha avasiṭṭhaṁ hoti taṁ ‘santamidaṁ atthī’ti pajānāti. Так он считает это пустым от того, чего здесь нет, а что касается того, что остаётся, он понимает, что это наличествует: «Это наличествует».
Evampissa esā, ānanda, yathābhuccā avipallatthā parisuddhā paramānuttarā suññatāvakkanti bhavati. Ананда, это также его подлинное, неискажённое, чистое погружение в пустотность – высшее и непревзойдённое.
Yepi hi keci, ānanda, atītamaddhānaṁ samaṇā vā brāhmaṇā vā parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja vihariṁsu, sabbe te imaṁyeva parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja vihariṁsu. Ананда, какие бы жрецы и отшельники в прошлом, в будущем или в настоящем ни входили и ни прибывали в чистой, высшей, непревзойдённой пустотности – все они входили и пребывали в этой же чистой, высшей, непревзойдённой пустотности.
Yepi hi keci, ānanda, anāgatamaddhānaṁ samaṇā vā brāhmaṇā vā parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharissanti, sabbe te imaṁyeva parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharissanti.
Yepi hi keci, ānanda, etarahi samaṇā vā brāhmaṇā vā parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharanti, sabbe te imaṁyeva parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharanti.
Tasmātiha, ānanda, ‘parisuddhaṁ paramānuttaraṁ suññataṁ upasampajja viharissāmā’ti—Поэтому, Ананда, вы должны тренироваться так: «Мы будем входить и пребывать в чистой, высшей, непревзойдённой пустотности».
evañhi vo, ānanda, sikkhitabban”ti. Вот как вам следует тренировать себя.
Idamavoca bhagavā. Так сказал Благословенный.
Attamano āyasmā ānando bhagavato bhāsitaṁ abhinandīti. Достопочтенный Ананда был доволен и восхитился словами Благословенного.
Cūḷasuññatasuttaṁ niṭṭhitaṁ paṭhamaṁ.