Other Translations: English
From:
Majjhima Nikāya 125 Мадджхима Никая 125
Dantabhūmisutta Уровень приручённого
Evaṁ me sutaṁ—Так я слышал.
ekaṁ samayaṁ bhagavā rājagahe viharati veḷuvane kalandakanivāpe. Однажды Благословенный пребывал в Раджагахе, в Бамбуковой роще, в Беличьем Святилище.
Tena kho pana samayena aciravato samaṇuddeso araññakuṭikāyaṁ viharati. В то время младший монах Ачиравата проживал в лесной хижине.
Atha kho jayaseno rājakumāro jaṅghāvihāraṁ anucaṅkamamāno anuvicaramāno yena aciravato samaṇuddeso tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā aciravatena samaṇuddesena saddhiṁ sammodi. И тогда царевич Джаясена, по мере того как ходил и бродил [тут и там] ради того, чтобы размяться, подошёл к младшему монаху Ачиравате и обменялся с ним приветствиями.
Sammodanīyaṁ kathaṁ sāraṇīyaṁ vītisāretvā ekamantaṁ nisīdi. Ekamantaṁ nisinno kho jayaseno rājakumāro aciravataṁ samaṇuddesaṁ etadavoca: После обмена вежливыми приветствиями и любезностями он сел рядом и сказал младшему монаху Ачиравате:
“Sutaṁ metaṁ, bho aggivessana: «Господин Аггивессана, я слышал, что
‘idha bhikkhu appamatto ātāpī pahitatto viharanto phuseyya cittassa ekaggatan’”ti. монах, который пребывает прилежным, старательным, решительным, может достичь единения ума».
“Evametaṁ, rājakumāra, evametaṁ, rājakumāra. «Так оно, царевич, Так оно!
Idha bhikkhu appamatto ātāpī pahitatto viharanto phuseyya cittassa ekaggatan”ti. Монах, который пребывает прилежным, старательным, решительным, может достичь единения ума».
“Sādhu me bhavaṁ aggivessano yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ desetū”ti. «Было бы хорошо, если бы господин Аггивессана научил меня Дхамме так, как он услышал и освоил её».
“Na kho te ahaṁ, rājakumāra, sakkomi yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ desetuṁ. «Царевич, я не могу тебя научить Дхамме так, как я услышал и освоил её.
Ahañca hi te, rājakumāra, yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ deseyyaṁ, tvañca me bhāsitassa atthaṁ na ājāneyyāsi; so mamassa kilamatho, sā mamassa vihesā”ti. Ведь если бы я стал учить тебя Дхамме так, как услышал и освоил её, то ты бы не понял значения моих слов и это было бы утомительно и хлопотно для меня».
“Desetu me bhavaṁ aggivessano yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ. «Пусть господин Аггивессана научит меня Дхамме так, как он услышал и освоил её.
Appevanāmāhaṁ bhoto aggivessanassa bhāsitassa atthaṁ ājāneyyan”ti. Быть может, я смогу понять значение его слов».
“Deseyyaṁ kho te ahaṁ, rājakumāra, yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ. «Царевич, я научу тебя Дхамме так, как я услышал и освоил её.
Sace me tvaṁ bhāsitassa atthaṁ ājāneyyāsi, iccetaṁ kusalaṁ; Если сможешь понять значение моих слов, будет хорошо.
no ce me tvaṁ bhāsitassa atthaṁ ājāneyyāsi, yathāsake tiṭṭheyyāsi, na maṁ tattha uttariṁ paṭipuccheyyāsī”ti. Но если не сможешь понять значение, то оставь это и не задавай мне об этом дальнейших вопросов».
“Desetu me bhavaṁ aggivessano yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ. «Пусть господин Аггивессана научит меня Дхамме так, как он услышал и освоил её.
Sace ahaṁ bhoto aggivessanassa bhāsitassa atthaṁ ājānissāmi, iccetaṁ kusalaṁ; Но если не сможешь понять значение, то оставь это и не задавай мне об этом дальнейших вопросов».
no ce ahaṁ bhoto aggivessanassa bhāsitassa atthaṁ ājānissāmi, yathāsake tiṭṭhissāmi, nāhaṁ tattha bhavantaṁ aggivessanaṁ uttariṁ paṭipucchissāmī”ti. Если я не смогу понять значение, то я оставлю это и не буду задавать ему об этом дальнейшие вопросы».
Atha kho aciravato samaṇuddeso jayasenassa rājakumārassa yathāsutaṁ yathāpariyattaṁ dhammaṁ desesi. И тогда младший монах Ачиравата научил царевича Джаясену Дхамме, как он услышал и освоил её.
Evaṁ vutte, jayaseno rājakumāro aciravataṁ samaṇuddesaṁ etadavoca: После того как он закончил говорить, царевич Джаясена отметил:
“aṭṭhānametaṁ, bho aggivessana, anavakāso yaṁ bhikkhu appamatto ātāpī pahitatto viharanto phuseyya cittassa ekaggatan”ti. «Этого не может быть, господин Аггивессана, не может статься, чтобы монах, который пребывает прилежным, старательным, решительным, смог бы достичь единения ума».
Atha kho jayaseno rājakumāro aciravatassa samaṇuddesassa aṭṭhānatañca anavakāsatañca pavedetvā uṭṭhāyāsanā pakkāmi. И затем, объявив младшему монаху Ачиравате, что это невозможно и что этого не может произойти, царевич Джаясена поднялся со своего сиденья и ушёл.
Atha kho aciravato samaṇuddeso acirapakkante jayasene rājakumāre yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ nisīdi. Вскоре после того как царевич Джаясена ушёл, младший монах Ачиравата отправился к Благословенному. Поклонившись Благословенному, он сел рядом
Ekamantaṁ nisinno kho aciravato samaṇuddeso yāvatako ahosi jayasenena rājakumārena saddhiṁ kathāsallāpo taṁ sabbaṁ bhagavato ārocesi. и рассказал Благословенному обо всей своей беседе с царевичем Джаясеной.
Evaṁ vutte, bhagavā aciravataṁ samaṇuddesaṁ etadavoca: Когда он закончил, Благословенный сказал ему:
“‘taṁ kutettha, aggivessana, labbhā. «Аггивессана, разве могло быть иначе?
Yaṁ taṁ nekkhammena ñātabbaṁ nekkhammena daṭṭhabbaṁ nekkhammena pattabbaṁ nekkhammena sacchikātabbaṁ taṁ vata jayaseno rājakumāro kāmamajjhe vasanto kāme paribhuñjanto kāmavitakkehi khajjamāno kāmapariḷāhena pariḍayhamāno kāmapariyesanāya ussuko ñassati vā dakkhati vā sacchi vā karissatī’ti—netaṁ ṭhānaṁ vijjati. Царевич Джаясена, проживает среди чувственных удовольствий, наслаждается чувственными удовольствиями, пожираем мыслями о чувственных удовольствиях, поглощаем взбудораженностью чувственных удовольствий, склонен к поиску чувственных удовольствий. Просто невозможно, чтобы он мог знать, видеть, или реализовать то, что должно быть познано через отречение [от чувственных удовольствий], увидено через отречение, достигнуто через отречение, реализовано через отречение.
Seyyathāpissu, aggivessana, dve hatthidammā vā assadammā vā godammā vā sudantā suvinītā, dve hatthidammā vā assadammā vā godammā vā adantā avinītā. Представь, Агивессана, как если бы два приручаемых слона, или две приручаемых лошади, или два приручаемых быка были бы хорошо приручены и обучены, а также два приручаемых слона… лошади… быка были бы не приручены и не обучены.
Taṁ kiṁ maññasi, aggivessana, Как ты думаешь, Аггивессана?
ye te dve hatthidammā vā assadammā vā godammā vā sudantā suvinītā, api nu te dantāva dantakāraṇaṁ gaccheyyuṁ, dantāva dantabhūmiṁ sampāpuṇeyyun”ti? Могли бы два приручаемых слона, лошади, или быка, хорошо прирученных и обученных, обрести поведение прирученных, могли бы они достичь уровня прирученных?»
“Evaṁ, bhante”. «Да, уважаемый».
“Ye pana te dve hatthidammā vā assadammā vā godammā vā adantā avinītā, api nu te adantāva dantakāraṇaṁ gaccheyyuṁ, adantāva dantabhūmiṁ sampāpuṇeyyuṁ, seyyathāpi te dve hatthidammā vā assadammā vā godammā vā sudantā suvinītā”ti? «И могли бы два приручаемых слона… лошади… быка, не прирученных и не обученных, обрести поведение прирученных, могли бы они достичь уровня прирученных – как те два слона… лошади… быка…?»
“No hetaṁ, bhante”. «Нет, уважаемый».
“Evameva kho, aggivessana, ‘yaṁ taṁ nekkhammena ñātabbaṁ nekkhammena daṭṭhabbaṁ nekkhammena pattabbaṁ nekkhammena sacchikātabbaṁ taṁ vata jayaseno rājakumāro kāmamajjhe vasanto kāme paribhuñjanto kāmavitakkehi khajjamāno kāmapariḷāhena pariḍayhamāno kāmapariyesanāya ussuko ñassati vā dakkhati vā sacchi vā karissatī’ti—netaṁ ṭhānaṁ vijjati. Точно также, царевич Джаясена, проживает среди чувственных удовольствий, наслаждается чувственными удовольствиями, пожираем мыслями о чувственных удовольствиях, поглощаем взбудораженностью чувственных удовольствий, склонен к поиску чувственных удовольствий. Просто невозможно, чтобы он мог знать, видеть, или реализовать то, что должно быть познано через отречение [от чувственных удовольствий], увидено через отречение, достигнуто через отречение, реализовано через отречение.
Seyyathāpi, aggivessana, gāmassa vā nigamassa vā avidūre mahāpabbato. Представь, Аггивессана, высокую гору неподалёку от деревни или города,
Tamenaṁ dve sahāyakā tamhā gāmā vā nigamā vā nikkhamitvā hatthavilaṅghakena yena so pabbato tenupasaṅkameyyuṁ; upasaṅkamitvā eko sahāyako heṭṭhā pabbatapāde tiṭṭheyya, eko sahāyako uparipabbataṁ āroheyya. и двое друзей вышли бы из деревни или города и рука об руку подошли бы к горе. Подойдя к ней, один из друзей остался бы внизу у подножья горы, а другой взобрался бы на вершину.
Tamenaṁ heṭṭhā pabbatapāde ṭhito sahāyako uparipabbate ṭhitaṁ sahāyakaṁ evaṁ vadeyya: И тогда друг, который остался внизу у подножья горы, сказал бы другу, стоящему на вершине:
‘yaṁ, samma, kiṁ tvaṁ passasi uparipabbate ṭhito’ti? «Ну что же, друг, что ты видишь, стоя на вершине горы?»
So evaṁ vadeyya: Тот бы ответил:
‘passāmi kho ahaṁ, samma, uparipabbate ṭhito ārāmarāmaṇeyyakaṁ vanarāmaṇeyyakaṁ bhūmirāmaṇeyyakaṁ pokkharaṇīrāmaṇeyyakan’ti. «Стоя на вершине горы, друг, я вижу чудесные парки, чудесные рощи, чудесные поляны, чудесные пруды».
So evaṁ vadeyya: И тогда первый из друзей сказал бы:
‘aṭṭhānaṁ kho etaṁ, samma, anavakāso yaṁ tvaṁ uparipabbate ṭhito passeyyāsi ārāmarāmaṇeyyakaṁ vanarāmaṇeyyakaṁ bhūmirāmaṇeyyakaṁ pokkharaṇīrāmaṇeyyakan’ti. «Этого не может быть, друг, не может статься, чтобы стоя на вершине горы ты мог бы видеть чудесные парки, чудесные рощи, чудесные поляны, чудесные пруды».
Tamenaṁ uparipabbate ṭhito sahāyako heṭṭhimapabbatapādaṁ orohitvā taṁ sahāyakaṁ bāhāyaṁ gahetvā uparipabbataṁ āropetvā muhuttaṁ assāsetvā evaṁ vadeyya: И тогда второй из друзей спустился бы к подножью горы, взял бы своего друга за руку, помог бы ему взобраться на вершину горы. Дав ему немного времени, чтобы отдышаться, он бы спросил:
‘yaṁ, samma, kiṁ tvaṁ passasi uparipabbate ṭhito’ti? «Ну что же, друг, стоя на вершине горы, что ты видишь?»
So evaṁ vadeyya: Тот бы ответил:
‘passāmi kho ahaṁ, samma, uparipabbate ṭhito ārāmarāmaṇeyyakaṁ vanarāmaṇeyyakaṁ bhūmirāmaṇeyyakaṁ pokkharaṇīrāmaṇeyyakan’ti. «Стоя на вершине горы, друг, я вижу чудесные парки, чудесные рощи, чудесные поляны, чудесные пруды».
So evaṁ vadeyya: И тогда другой бы сказал:
‘idāneva kho te, samma, bhāsitaṁ—mayaṁ evaṁ ājānāma—«Друг, чуть ранее мы слышали, что ты говорил:
aṭṭhānaṁ kho etaṁ samma, anavakāso yaṁ tvaṁ uparipabbate ṭhito passeyyāsi ārāmarāmaṇeyyakaṁ vanarāmaṇeyyakaṁ bhūmirāmaṇeyyakaṁ pokkharaṇīrāmaṇeyyakan’ti. «Этого не может быть, друг, не может статься, чтобы стоя на вершине горы ты мог бы видеть чудесные парки, чудесные рощи, чудесные поляны, чудесные пруды».
Idāneva ca pana te bhāsitaṁ mayaṁ evaṁ ājānāma: Но теперь мы слышим от тебя:
‘passāmi kho ahaṁ, samma, uparipabbate ṭhito ārāmarāmaṇeyyakaṁ vanarāmaṇeyyakaṁ bhūmirāmaṇeyyakaṁ pokkharaṇīrāmaṇeyyakan’ti. «Стоя на вершине горы, друг, я вижу чудесные парки, чудесные рощи, чудесные поляны, чудесные пруды».
So evaṁ vadeyya: И тогда другой бы сказал:
‘tathā hi panāhaṁ, samma, iminā mahatā pabbatena āvuto daṭṭheyyaṁ nāddasan’ti. «Поскольку мне препятствовала эта высокая гора, друг, я не видел того, что можно увидеть».
Ato mahantatarena, aggivessana, ‘avijjākhandhena jayaseno rājakumāro āvuto nivuto ophuṭo pariyonaddho. Точно также, Аггивессана, царевич Джаясена загромождён, преграждён, заблокирован, закрыт ещё большей грудой, нежели эта – грудой неведения.
So vata yaṁ taṁ nekkhammena ñātabbaṁ nekkhammena daṭṭhabbaṁ nekkhammena pattabbaṁ nekkhammena sacchikātabbaṁ taṁ vata jayaseno rājakumāro kāmamajjhe vasanto kāme paribhuñjanto kāmavitakkehi khajjamāno kāmapariḷāhena pariḍayhamāno kāmapariyesanāya ussuko ñassati vā dakkhati vā sacchi vā karissatī’ti—netaṁ ṭhānaṁ vijjati. Царевич Джаясена, проживает среди чувственных удовольствий, наслаждается чувственными удовольствиями, пожираем мыслями о чувственных удовольствиях, поглощаем взбудораженностью чувственных удовольствий, склонен к поиску чувственных удовольствий. Просто невозможно, чтобы он мог знать, видеть, или реализовать то, что должно быть познано через отречение [от чувственных удовольствий], увидено через отречение, достигнуто через отречение, реализовано через отречение.
Sace kho taṁ, aggivessana, jayasenassa rājakumārassa imā dve upamā paṭibhāyeyyuṁ, anacchariyaṁ te jayaseno rājakumāro pasīdeyya, pasanno ca te pasannākāraṁ kareyyā”ti. Аггивессана, если бы эти две метафоры пришли бы к тебе [во время разговора] с царевичем Джаясеной, то он бы тут же обрёл доверие к тебе, стал бы уверенным, проявил бы к тебе своё доверие».
“Kuto pana maṁ, bhante, jayasenassa rājakumārassa imā dve upamā paṭibhāyissanti anacchariyā pubbe assutapubbā, seyyathāpi bhagavantan”ti? «Уважаемый, как эти две метафоры могли прийти ко мне [во время разговора] с царевичем Джаясеной, как они приходят к Благословенному, ведь они спонтанные и никогда прежде не слышанные?»
“Seyyathāpi, aggivessana, rājā khattiyo muddhāvasitto nāgavanikaṁ āmanteti: «Аггивессана, представь как помазанный на царствование знатный царь обратился бы к своему слоновьему лесничему:
‘ehi tvaṁ, samma nāgavanika, rañño nāgaṁ abhiruhitvā nāgavanaṁ pavisitvā āraññakaṁ nāgaṁ atipassitvā rañño nāgassa gīvāyaṁ upanibandhāhī’ti. «Дорогой слоновий лесничий, взбирайся на царского слона, отправляйся в слоновий лес, и когда увидишь лесного слона, привяжи его к шее царского слона».
‘Evaṁ, devā’ti kho, aggivessana, nāgavaniko rañño khattiyassa muddhāvasittassa paṭissutvā rañño nāgaṁ abhiruhitvā nāgavanaṁ pavisitvā āraññakaṁ nāgaṁ atipassitvā rañño nāgassa gīvāyaṁ upanibandhati. Отвечая: «Да, ваше величество», слоновий лесничий взбирается на царского слона, отправляется в слоновий лес, и когда видит лесного слона, то привязывает его за шею к царскому слону.
Tamenaṁ rañño nāgo abbhokāsaṁ nīharati. Царский слон выводит его на открытую местность.
Ettāvatā kho, aggivessana, āraññako nāgo abbhokāsaṁ gato hoti. Вот каким образом этот лесной слон выходит на открытую местность,
Etthagedhā hi, aggivessana, āraññakā nāgā yadidaṁ—nāgavanaṁ. ведь лесной слон цепляется за слоновий лес.
Tamenaṁ nāgavaniko rañño khattiyassa muddhāvasittassa ārocesi: Затем слоновий лесничий сообщает помазанному на царствование знатному царю:
‘abbhokāsagato kho, deva, āraññako nāgo’ti. «Ваше величество, лесной слон вышел на открытую местность».
Atha kho aggivessana, tamenaṁ rājā khattiyo muddhāvasitto hatthidamakaṁ āmantesi: Царь обращается к своему слоновьему укротителю:
‘ehi tvaṁ, samma hatthidamaka, āraññakaṁ nāgaṁ damayāhi āraññakānañceva sīlānaṁ abhinimmadanāya āraññakānañceva sarasaṅkappānaṁ abhinimmadanāya āraññakānañceva darathakilamathapariḷāhānaṁ abhinimmadanāya gāmante abhiramāpanāya manussakantesu sīlesu samādapanāyā’ti. «Ну же, дорогой слоновий укротитель, укроти лесного слона. Подави его лесные повадки, подави его лесные воспоминания и устремления, подави его беспокойство, утомление, взбудораженность из-за оставления леса. Сделай так, чтобы он наслаждался городом, насади ему привычки, которые приятны людям».
‘Evaṁ, devā’ti kho, aggivessana, hatthidamako rañño khattiyassa muddhāvasittassa paṭissutvā mahantaṁ thambhaṁ pathaviyaṁ nikhaṇitvā āraññakassa nāgassa gīvāyaṁ upanibandhati āraññakānañceva sīlānaṁ abhinimmadanāya āraññakānañceva sarasaṅkappānaṁ abhinimmadanāya āraññakānañceva darathakilamathapariḷāhānaṁ abhinimmadanāya gāmante abhiramāpanāya manussakantesu sīlesu samādapanāya. Ответив: «Да, ваше величество», слоновий укротитель вбил бы в землю большой столб и привязал бы к нему лесного слона за шею, чтобы подавить его лесные повадки, его лесные воспоминаний, его беспокойство, утомление, взбудораженность из-за оставления леса и насадить ему привычки, которые приятны людям.
Tamenaṁ hatthidamako yā sā vācā nelā kaṇṇasukhā pemanīyā hadayaṅgamā porī bahujanakantā bahujanamanāpā tathārūpāhi vācāhi samudācarati. И затем слоновий укротитель обратился бы к слону словами, которые мягкие, приятные уху, милые, проникающие в сердце, вежливые, желанные многими, приятные многим.
Yato kho, aggivessana, āraññako nāgo hatthidamakassa yā sā vācā nelā kaṇṇasukhā pemanīyā hadayaṅgamā porī bahujanakantā bahujanamanāpā tathārūpāhi vācāhi samudācariyamāno sussūsati, sotaṁ odahati, aññā cittaṁ upaṭṭhāpeti; Когда к лесному слону обращаются такими словами, он слушает, склоняет ухо, направляет свой ум на познание.
tamenaṁ hatthidamako uttari tiṇaghāsodakaṁ anuppavecchati. Затем слоновий укротитель награждает его травяным кормом и водой.
Yato kho, aggivessana, āraññako nāgo hatthidamakassa tiṇaghāsodakaṁ paṭiggaṇhāti, tatra hatthidamakassa evaṁ hoti: Когда лесной слон принимает травяной корм и воду от него, слоновий укротитель знает:
‘jīvissati kho dāni āraññako nāgo’ti. «Теперь лесной слон будет жить!»
Tamenaṁ hatthidamako uttari kāraṇaṁ kāreti: И затем слоновий укротитель тренирует его далее так:
‘ādiya, bho, nikkhipa, bho’ti. «Бери!» «Положи!»
Yato kho, aggivessana, āraññako nāgo hatthidamakassa ādānanikkhepe vacanakaro hoti ovādappaṭikaro, tamenaṁ hatthidamako uttari kāraṇaṁ kāreti: Когда лесной слон слушается приказов своего укротителя брать и класть, исполняет его указания, тогда слоновий укротитель тренирует его далее так:
‘abhikkama, bho, paṭikkama, bho’ti. «Иди вперёд!» «Иди назад!»
Yato kho, aggivessana, āraññako nāgo hatthidamakassa abhikkamapaṭikkamavacanakaro hoti ovādappaṭikaro, tamenaṁ hatthidamako uttari kāraṇaṁ kāreti: Когда лесной слон слушается приказов своего укротителя идти вперёд и идти назад, исполняет его указания, тогда слоновий укротитель тренирует его далее так:
‘uṭṭhaha, bho, nisīda, bho’ti. «Вставай!» «Садись!»
Yato kho, aggivessana, āraññako nāgo hatthidamakassa uṭṭhānanisajjāya vacanakaro hoti ovādappaṭikaro, tamenaṁ hatthidamako uttari āneñjaṁ nāma kāraṇaṁ kāreti, mahantassa phalakaṁ soṇḍāya upanibandhati, tomarahattho ca puriso uparigīvāya nisinno hoti, samantato ca tomarahatthā purisā parivāretvā ṭhitā honti, hatthidamako ca dīghatomarayaṭṭhiṁ gahetvā purato ṭhito hoti. Когда лесной слон слушается приказов своего укротителя вставать и садиться, исполняет его указания, тогда слоновий укротитель обучает его далее заданию, которое называется «непоколебимость». Он привязывает к его хоботу огромную доску. Человек с пикой в руке садится ему на шею. Люди с пиками в руках окружают его со всех сторон. А слоновий укротитель сам встаёт перед ним и держит пику с длинным древком.
So āneñjaṁ kāraṇaṁ kāriyamāno neva purime pāde copeti na pacchime pāde copeti, na purimakāyaṁ copeti na pacchimakāyaṁ copeti, na sīsaṁ copeti, na kaṇṇe copeti, na dante copeti, na naṅguṭṭhaṁ copeti, na soṇḍaṁ copeti. Когда слона обучают заданию «непоколебимости», он не двигает своими передними или задними ногами. Он не двигает ни передней, ни задней частью. Он не двигает своей головой, ушами, бивнями, хвостом, хоботом.
So hoti āraññako nāgo khamo sattippahārānaṁ asippahārānaṁ usuppahārānaṁ sarapattappahārānaṁ bheripaṇavavaṁsasaṅkhaḍiṇḍimaninnādasaddānaṁ sabbavaṅkadosanihitaninnītakasāvo rājāraho rājabhoggo rañño aṅganteva saṅkhaṁ gacchati. Лесной слон способен выдержать удары копий, удары мечей, удары стрел, удары других существ, грохочущие звуки барабанов, литавр, горнов, тамтамов. Избавившись от всех изъянов и дефектов, смыв все недостатки, он достоин царя, находится на царской службе, считается одним из факторов царя.
Evameva kho, aggivessana, idha tathāgato loke uppajjati arahaṁ sammāsambuddho vijjācaraṇasampanno sugato lokavidū anuttaro purisadammasārathi satthā devamanussānaṁ buddho bhagavā. Точно также, Аггивессана, в мире возникает Татхагата – тот, кто достиг совершенства, полностью просветлённый, совершенный в истинном знании и поведении, высочайший, знаток миров, непревзойдённый вожак тех, кто должен обуздать себя, учитель богов и людей, просветлённый, благословенный.
So imaṁ lokaṁ sadevakaṁ samārakaṁ sabrahmakaṁ sassamaṇabrāhmaṇiṁ pajaṁ sadevamanussaṁ sayaṁ abhiññā sacchikatvā pavedeti. Он провозглашает этот мир с его богами и людьми, Марами и Брахмами, с его поколением жрецов и отшельников, князей и [простых] людей, который он сам реализовал посредством прямого знания.
So dhammaṁ deseti ādikalyāṇaṁ majjhekalyāṇaṁ pariyosānakalyāṇaṁ sātthaṁ sabyañjanaṁ, kevalaparipuṇṇaṁ parisuddhaṁ brahmacariyaṁ pakāseti. Он обучает Дхамме – прекрасной в начале, прекрасной в середине и прекрасной в конце – в правильных значениях и формулировках. Он раскрывает святую жизнь, всецело совершенную и чистую.
Taṁ dhammaṁ suṇāti gahapati vā gahapatiputto vā aññatarasmiṁ vā kule paccājāto. Домохозяин или сын домохозяина, или некто, рождённый в каком-либо другом клане, слышит эту Дхамму.
So taṁ dhammaṁ sutvā tathāgate saddhaṁ paṭilabhati. Услышав Дхамму, он обретает веру в Татхагату.
So tena saddhāpaṭilābhena samannāgato iti paṭisañcikkhati: Обладая верой, он размышляет:
‘sambādho gharāvāso rajāpatho, abbhokāso pabbajjā. «Домохозяйская жизнь тесная и пыльная. Бездомная жизнь подобна бескрайним просторам.
Nayidaṁ sukaraṁ agāraṁ ajjhāvasatā ekantaparipuṇṇaṁ ekantaparisuddhaṁ saṅkhalikhitaṁ brahmacariyaṁ carituṁ. Непросто, проживая дома, вести святую жизнь всецело чистую и совершенную, словно отполированная морская раковина.
Yannūnāhaṁ kesamassuṁ ohāretvā kāsāyāni vatthāni acchādetvā agārasmā anagāriyaṁ pabbajeyyan’ti. Что, если я, обрив волосы и бороду и надев жёлтые одежды, оставлю домохозяйскую жизнь ради жизни бездомной?»
So aparena samayena appaṁ vā bhogakkhandhaṁ pahāya mahantaṁ vā bhogakkhandhaṁ pahāya appaṁ vā ñātiparivaṭṭaṁ pahāya mahantaṁ vā ñātiparivaṭṭaṁ pahāya kesamassuṁ ohāretvā kāsāyāni vatthāni acchādetvā agārasmā anagāriyaṁ pabbajati. Так через некоторое время он оставляет всё своё богатство – большое или малое. Оставляет круг своих родных – большой или малый. Обривает волосы и бороду, надевает жёлтые одежды и оставляет домохозяйскую жизнь ради бездомной.
Ettāvatā kho, aggivessana, ariyasāvako abbhokāsagato hoti. Вот каким образом благородный ученик выходит на открытую местность.
Etthagedhā hi, aggivessana, devamanussā yadidaṁ—pañca kāmaguṇā. Ведь божества и люди цепляются к пяти нитям чувственных удовольствий.
Tamenaṁ tathāgato uttariṁ vineti: Затем Татхагата обучает его далее:
‘ehi tvaṁ, bhikkhu, sīlavā hohi, pātimokkhasaṁvarasaṁvuto viharāhi ācāragocarasampanno, aṇumattesu vajjesu bhayadassāvī, samādāya sikkhassu sikkhāpadesū’ti. «Ну же, монах, будь нравственным, сдерживая себя соблюдением Патимоккхи, [будучи] совершенным в поведении и средствах, видя боязнь в мельчайшей оплошности, тренируйся, соблюдая правила тренировки».
Yato kho, aggivessana, ariyasāvako sīlavā hoti, pātimokkhasaṁvarasaṁvuto viharati ācāragocarasampanno aṇumattesu vajjesu bhayadassāvī, samādāya sikkhati sikkhāpadesu, tamenaṁ tathāgato uttariṁ vineti: Когда, Агивессана, монах [стал] нравственным… и видит боязнь в мельчайшей оплошности, тренируется, соблюдая правила тренировки, тогда Татхагата обучает его далее:
‘ehi tvaṁ, bhikkhu, indriyesu guttadvāro hohi, cakkhunā rūpaṁ disvā mā nimittaggāhī …pe… «Ну же, монах, охраняй двери своих способностей [органов] чувств. Видя форму глазом, не цепляйся за её образ и черты...
(yathā gaṇakamoggallānasuttante, evaṁ vitthāretabbāni.) (Фрагмент раскрывается также, как в МН 107).
So ime pañca nīvaraṇe pahāya cetaso upakkilese paññāya dubbalīkaraṇe Оставив эти пять помех – изъянов ума, что ослабляют мудрость,
kāye kāyānupassī viharati ātāpī sampajāno satimā vineyya loke abhijjhādomanassaṁ. он пребывает в созерцании тела как тела – старательным, бдительным, осознанным, устранив алчность и грусть к миру.
Vedanāsu …pe… Он пребывает в созерцании чувств как чувств, будучи решительным, бдительным, осознанным, устранив алчность и грусть к миру.
citte … ума как ума…
dhammesu dhammānupassī viharati ātāpī sampajāno satimā vineyya loke abhijjhādomanassaṁ. умственных феноменов как умственных феноменов, будучи решительными, бдительными, осознанными, устранив алчность и грусть к миру.
Seyyathāpi, aggivessana, hatthidamako mahantaṁ thambhaṁ pathaviyaṁ nikhaṇitvā āraññakassa nāgassa gīvāyaṁ upanibandhati āraññakānañceva sīlānaṁ abhinimmadanāya āraññakānañceva sarasaṅkappānaṁ abhinimmadanāya āraññakānañceva darathakilamathapariḷāhānaṁ abhinimmadanāya gāmante abhiramāpanāya manussakantesu sīlesu samādapanāya; Подобно тому, Аггивессана, как слоновий укротитель вбивает в землю большой столб и привязывает к нему за шею лесного слона, чтобы подавить его лесные повадки… насадить ему привычки, которые приятны людям,
evameva kho, aggivessana, ariyasāvakassa ime cattāro satipaṭṭhānā cetaso upanibandhanā honti gehasitānañceva sīlānaṁ abhinimmadanāya gehasitānañceva sarasaṅkappānaṁ abhinimmadanāya gehasitānañceva darathakilamathapariḷāhānaṁ abhinimmadanāya ñāyassa adhigamāya nibbānassa sacchikiriyāya. то точно также эти четыре основы осознанности являются привязками ума благородного ученика, чтобы подавить его привычки, основанные на домохозяйской жизни, чтобы подавить его воспоминания и устремления, основанные на домохозяйской жизни, чтобы подавить его беспокойство, утомление, взбудораженность, основанные на домохозяйской жизни, так чтобы он смог достичь истинного пути и реализовать ниббану.
Tamenaṁ tathāgato uttariṁ vineti: Затем Татхагата обучает его далее:
‘ehi tvaṁ, bhikkhu, kāye kāyānupassī viharāhi, mā ca kāmūpasaṁhitaṁ vitakkaṁ vitakkesi. «Ну же, монах, пребывай в созерцании тела как тела, но не обдумывай мыслей, [основанных] на чувственном желании.
Vedanāsu … Пребывай в созерцании чувств как чувств…
citte … ума как ума…
dhammesu dhammānupassī viharāhi, mā ca kāmūpasaṁhitaṁ vitakkaṁ vitakkesī’ti. умственных феноменов как умственных феноменов, но не обдумывай мыслей, [основанных] на чувственном желании».
So vitakkavicārānaṁ vūpasamā ajjhattaṁ sampasādanaṁ cetaso ekodibhāvaṁ avitakkaṁ avicāraṁ samādhijaṁ pītisukhaṁ dutiyaṁ jhānaṁ … Затем, с успокоением направления и удержания [ума], он входит и пребывает во второй джхане...
tatiyaṁ jhānaṁ … третьей джхане...
catutthaṁ jhānaṁ upasampajja viharati. четвёртой джхане...
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte pubbenivāsānussatiñāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум стал таким сосредоточенным, очищенным, ярким, безупречным, избавленным от недостатков, гибким, податливым, устойчивым и непоколебимым, он направляет его к знанию воспоминаний прошлых жизней.
So anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati, seyyathidaṁ—ekampi jātiṁ dvepi jātiyo …pe… iti sākāraṁ sauddesaṁ anekavihitaṁ pubbenivāsaṁ anussarati. Он вспоминает множество прошлых жизней. Одну, две, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие циклы свёртывания мира, многие циклы развёртывания мира, многие циклы свёртывания и развёртывания мира. И так он вспоминает свои многочисленные прошлые жизни в подробностях и деталях.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte sattānaṁ cutūpapātañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум стал таким сконцентрированным, очищенным, ярким, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, покоренным, устойчивым и погруженным в неколебимость, он направляет к знанию смерти и перерождения существ.
So dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passati cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate …pe… yathākammūpage satte pajānāti. Посредством божественного видения, очищенного и превосходящего человеческое, он видит как существа покидают жизнь и перерождаются, и он распознаёт низменных и высоких, прекрасных и уродливых, удачливых и неудачливых. Он понимает, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками.
So evaṁ samāhite citte parisuddhe pariyodāte anaṅgaṇe vigatūpakkilese mudubhūte kammaniye ṭhite āneñjappatte āsavānaṁ khayañāṇāya cittaṁ abhininnāmeti. Когда его ум становится сконцентрированным, очищенным, ярким, незапятнанным, лишенным нечистоты, гибким, покоренным, устойчивым и погруженным в неколебимость, он направляет его к знанию уничтожения пятен [умственных загрязнений].
So ‘idaṁ dukkhan’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhasamudayo’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhanirodho’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ dukkhanirodhagāminī paṭipadā’ti yathābhūtaṁ pajānāti; Он напрямую познаёт в соответствии с действительностью: «Вот страдание... Вот возникновение страдания... Вот прекращение страдания... Вот Путь ведущий к прекращению страдания...
‘ime āsavā’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavasamudayo’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavanirodho’ti yathābhūtaṁ pajānāti, ‘ayaṁ āsavanirodhagāminī paṭipadā’ti yathābhūtaṁ pajānāti. Это – пятна [загрязнений ума]... Это – происхождение пятен… Это – прекращение пятен… Это – путь, ведущий к прекращению пятен».
Tassa evaṁ jānato evaṁ passato kāmāsavāpi cittaṁ vimuccati, bhavāsavāpi cittaṁ vimuccati, avijjāsavāpi cittaṁ vimuccati. Когда он знает и видит так, его ум освобождается от пятна чувственного желания, от пятна существования, от пятна неведения.
Vimuttasmiṁ vimuttamiti ñāṇaṁ hoti. Когда он освободился, приходит знание: «Он освобождён».
‘Khīṇā jāti, vusitaṁ brahmacariyaṁ, kataṁ karaṇīyaṁ, nāparaṁ itthattāyā’ti pajānāti. Он понимает: «Рождение уничтожено, святая жизнь прожита, сделано то, что следовало сделать, не будет более появления в каком-либо состоянии существования».
So hoti bhikkhu khamo sītassa uṇhassa jighacchāya pipāsāya ḍaṁsamakasavātātapasarīsapasamphassānaṁ duruttānaṁ durāgatānaṁ vacanapathānaṁ, uppannānaṁ sārīrikānaṁ vedanānaṁ dukkhānaṁ tibbānaṁ kharānaṁ kaṭukānaṁ asātānaṁ amanāpānaṁ pāṇaharānaṁ adhivāsakajātiko hoti Этот монах способен вытерпеть холод и жару, голод и жажду, контакты с мухами, комарами, с солнцем, ветром и ползучими тварями; грубые и неприветливые слова и возникшие телесные чувства – болезненные, мучительные, острые, пронзающие, неприятные, терзающие, угрожающие жизни.
sabbarāgadosamohanihitaninnītakasāvo āhuneyyo pāhuneyyo dakkhiṇeyyo añjalikaraṇīyo anuttaraṁ puññakkhettaṁ lokassa. Избавившись от всякой жажды, злобы, заблуждения, смывший недостатки, он достоин даров, достоин гостеприимства, достоин подношений, достоин почтительного приветствия – непревзойдённое поле заслуг для мира.
Mahallako cepi, aggivessana, rañño nāgo adanto avinīto kālaṁ karoti, ‘adantamaraṇaṁ mahallako rañño nāgo kālaṅkato’tveva saṅkhaṁ gacchati; Если, Аггивессана, царский слон умирает в старости неукрощённым и неприрученным, то он считается старым слоном, который умер неукрощённой смертью. Если царский слон умирает в среднем возрасте неукрощённым и неприрученным, то он считается слоном среднего возраста, который умер неукрощённой смертью. Если царский слон умирает в молодом возрасте неукрощённым и неприрученным, то он считается молодым слоном, который умер неукрощённой смертью.
majjhimo cepi, aggivessana, rañño nāgo.
Daharo cepi, aggivessana, rañño nāgo adanto avinīto kālaṁ karoti, ‘adantamaraṇaṁ daharo rañño nāgo kālaṅkato’tveva saṅkhaṁ gacchati;
evameva kho, aggivessana, thero cepi bhikkhu akhīṇāsavo kālaṁ karoti, ‘adantamaraṇaṁ thero bhikkhu kālaṅkato’tveva saṅkhaṁ gacchati; Точно так же, Аггивессана, если старший монах умирает с неуничтоженными пятнами [умственных загрязнений], то он считается старшим монахом, который умер неукрощённой смертью. Если монах среднего срока в монашестве… Если недавно получивший посвящение монах умирает с неуничтоженными пятнами [умственных загрязнений], то он считается только что получившим посвящение монахом, который умер неукрощённой смертью.
majjhimo cepi, aggivessana, bhikkhu.
Navo cepi, aggivessana, bhikkhu akhīṇāsavo kālaṁ karoti, ‘adantamaraṇaṁ navo bhikkhu kālaṅkato’tveva saṅkhaṁ gacchati.
Mahallako cepi, aggivessana, rañño nāgo sudanto suvinīto kālaṁ karoti, ‘dantamaraṇaṁ mahallako rañño nāgo kālaṅkato’tveva saṅkhaṁ gacchati; Если, Аггивессана, царский слон умирает в старости хорошо укрощённым и прирученным, то он считается старым слоном, который умер укрощённой смертью. Если царский слон умирает в среднем возрасте… Если царский слон умирает в молодом возрасте хорошо укрощённым и прирученным, то он считается молодым слоном, который умер укрощённой смертью.
majjhimo cepi, aggivessana, rañño nāgo …
daharo cepi, aggivessana, rañño nāgo sudanto suvinīto kālaṁ karoti, ‘dantamaraṇaṁ daharo rañño nāgo kālaṅkato’tveva saṅkhaṁ gacchati;
evameva kho, aggivessana, thero cepi bhikkhu khīṇāsavo kālaṁ karoti, ‘dantamaraṇaṁ thero bhikkhu kālaṅkato’tveva saṅkhaṁ gacchati; Точно так же, Аггивессана, если старший монах.. Если монах среднего срока в монашестве… Если недавно получивший посвящение монах умирает с уничтоженными пятнами [умственных загрязнений], то он считается только что получившим посвящение монахом, который умер укрощённой смертью».
majjhimo cepi, aggivessana, bhikkhu.
Navo cepi, aggivessana, bhikkhu khīṇāsavo kālaṁ karoti, ‘dantamaraṇaṁ navo bhikkhu kālaṅkato’tveva saṅkhaṁ gacchatī”ti.
Idamavoca bhagavā. Так сказал Благословенный.
Attamano aciravato samaṇuddeso bhagavato bhāsitaṁ abhinandīti. Младший монах Ачиравата был доволен и восхитился словами Благословенного.
Dantabhūmisuttaṁ niṭṭhitaṁ pañcamaṁ.