Other Translations: Deutsch , English
From:
Majjhima Nikāya 128 Мадджхима Никая 128
Upakkilesasutta Изъяны
Evaṁ me sutaṁ—Так я слышал.
ekaṁ samayaṁ bhagavā kosambiyaṁ viharati ghositārāme. Однажды Благословенный проживал в Косамби, в парке Гхоситы.
Tena kho pana samayena kosambiyaṁ bhikkhū bhaṇḍanajātā kalahajātā vivādāpannā aññamaññaṁ mukhasattīhi vitudantā viharanti. И в то время монахи из Косамби начали ссориться и ругаться, погрязли в пререканиях, раня друг друга остриями своих языков.
Atha kho aññataro bhikkhu yena bhagavā tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ aṭṭhāsi. Ekamantaṁ ṭhito kho so bhikkhu bhagavantaṁ etadavoca: И тогда один монах отправился к Благословенному и, поклонившись ему, встал рядом и сказал: «Уважаемый, монахи из Косамби начали ссориться и ругаться, погрязли в пререканиях, раня друг друга остриями своих языков.
“idha, bhante, kosambiyaṁ bhikkhū bhaṇḍanajātā kalahajātā vivādāpannā aññamaññaṁ mukhasattīhi vitudantā viharanti.
Sādhu, bhante, bhagavā yena te bhikkhū tenupasaṅkamatu anukampaṁ upādāyā”ti. Было бы хорошо, уважаемый, если бы Благословенный из сострадания отправился к этим монахам».
Adhivāsesi bhagavā tuṇhībhāvena. Благословенный молча согласился.
Atha kho bhagavā yena te bhikkhū tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā te bhikkhū etadavoca: И тогда Благословенный отправился к этим монахам и сказал им:
“alaṁ, bhikkhave, mā bhaṇḍanaṁ, mā kalahaṁ, mā viggahaṁ, mā vivādan”ti. «Довольно, монахи, пусть не будет более ссор, брани, пререканий или споров».
Evaṁ vutte, aññataro bhikkhu bhagavantaṁ etadavoca: И когда так было сказано, один из монахов сказал Благословенному:
“āgametu, bhante. «Постойте, уважаемый!
Bhagavā dhammassāmī; Пусть Благословенный, Повелитель Дхаммы,
appossukko, bhante, bhagavā diṭṭhadhammasukhavihāraṁ anuyutto viharatu; живёт в облегчении, посвятив себя приятному пребыванию здесь и сейчас.
mayametena bhaṇḍanena kalahena viggahena vivādena paññāyissāmā”ti. А мы будем ответственны за эти ссоры, брань, пререкания и споры».
Dutiyampi kho bhagavā te bhikkhū etadavoca: И во второй раз...
“alaṁ, bhikkhave, mā bhaṇḍanaṁ, mā kalahaṁ, mā viggahaṁ, mā vivādan”ti.
Dutiyampi kho so bhikkhu bhagavantaṁ etadavoca:
“āgametu, bhante.
Bhagavā dhammassāmī;
appossukko, bhante, bhagavā diṭṭhadhammasukhavihāraṁ anuyutto viharatu;
mayametena bhaṇḍanena kalahena viggahena vivādena paññāyissāmā”ti.
Tatiyampi kho bhagavā te bhikkhū etadavoca: и в третий раз Благословенный сказал:
“alaṁ, bhikkhave, mā bhaṇḍanaṁ, mā kalahaṁ, mā viggahaṁ, mā vivādan”ti. «Довольно, монахи, пусть не будет более ссор, брани, пререканий или споров».
Tatiyampi kho so bhikkhu bhagavantaṁ etadavoca: И в третий раз тот монах ответил Благословенному:
“āgametu, bhante. «Постойте, уважаемый!
Bhagavā dhammassāmī; Пусть Благословенный, Повелитель Дхаммы,
appossukko, bhante, bhagavā diṭṭhadhammasukhavihāraṁ anuyutto viharatu; живёт в облегчении, посвятив себя приятному пребыванию здесь и сейчас.
mayametena bhaṇḍanena kalahena viggahena vivādena paññāyissāmā”ti. А мы будем ответственны за эти ссоры, брань, пререкания и споры».
Atha kho bhagavā pubbaṇhasamayaṁ nivāsetvā pattacīvaramādāya kosambiṁ piṇḍāya pāvisi. И тогда, утром, Благословенный оделся, взял чашу и внешнее одеяние и отправился в Косамби за подаяниями.
Kosambiyaṁ piṇḍāya caritvā pacchābhattaṁ piṇḍapātapaṭikkanto senāsanaṁ saṁsāmetvā pattacīvaramādāya ṭhitakova imā gāthā abhāsi: После хождений по Косамби, вернувшись с хождения за подаяниями, после принятия пищи, он привёл своё жилище в порядок, взял свою чашу и внешнее одеяние и стоя произнёс эти строфы:
“Puthusaddo samajano, «И разом голоса в толпе кричат,
na bālo koci maññatha; Никто не думает, что он дурак,
Saṅghasmiṁ bhijjamānasmiṁ, И хотя Сангху ждёт раскол,
nāññaṁ bhiyyo amaññaruṁ. Никто не думает, что виноват.
Parimuṭṭhā paṇḍitābhāsā, Забыта вдумчивая речь,
vācāgocarabhāṇino; Интересуют лишь слова,
Yāvicchanti mukhāyāmaṁ, Раскрыв свой рот, они кричат,
yena nītā na taṁ vidū. И для чего – хоть кто бы знал.
Akkocchi maṁ avadhi maṁ, «Он оскорбил меня, ударил,
ajini maṁ ahāsi me; Он победил меня, ограбил» –
Ye ca taṁ upanayhanti, В том, кто лелеет эту мысль,
veraṁ tesaṁ na sammati. Злость не отступит никогда.
Akkocchi maṁ avadhi maṁ, «Он оскорбил меня, ударил,
ajini maṁ ahāsi me; Он победил меня, ограбил» –
Ye ca taṁ nupanayhanti, В том же, кто не лелеет эту мысль,
veraṁ tesūpasammati. Злость отступает.
Na hi verena verāni, Ведь злобу в этом самом мире
sammantīdha kudācanaṁ; Не может злоба погасить,
Averena ca sammanti, Но гасится она не-злобой,
esa dhammo sanantano. Порядок сей не отменить.
Pare ca na vijānanti, И те другие не поймут,
mayamettha yamāmase; Что сдерживать должны себя.
Ye ca tattha vijānanti, Но мудрецы – осознают,
tato sammanti medhagā. И тает всякая вражда.
Aṭṭhicchinnā pāṇaharā, И костоломы и убийцы
gavassadhanahārino; И воры, что коров крадут,
Raṭṭhaṁ vilumpamānānaṁ, Все те, кто царство разоряет, –
tesampi hoti saṅgati; Ведь действуют же сообща.
Kasmā tumhākaṁ no siyā. А вы не можете – как так?
Sace labhetha nipakaṁ sahāyaṁ, Если найдёшь достойного ты друга,
Saddhiṁ caraṁ sādhuvihāri dhīraṁ; Товарища, кто ценит добродетель,
Abhibhuyya sabbāni parissayāni, То одолей угрозы и опасность,
Careyya tenattamano satīmā. Осознанным, довольным с ним ходи.
No ce labhetha nipakaṁ sahāyaṁ, Но если не найдёшь достойного такого,
Saddhiṁ caraṁ sādhuvihāri dhīraṁ; Товарища, кто ценит добродетель,
Rājāva raṭṭhaṁ vijitaṁ pahāya, То точно царь, что царство завоёванное бросил,
Eko care mātaṅgaraññeva nāgo. Скитайся, словно слон в лесу, один.
Ekassa caritaṁ seyyo, Идти уж лучше в одиночку,
Natthi bāle sahāyatā; Чем вместе с кучей дураков,
Eko care na ca pāpāni kayirā, Иди, плохое всё отбросив,
Appossukko mātaṅgaraññeva nāgo”ti. С невозмутимостью лесных слонов».
Atha kho bhagavā ṭhitakova imā gāthā bhāsitvā yena bālakaloṇakāragāmo tenupasaṅkami. И затем, стоя произнеся эти строфы, Благословенный отправился в деревню Балакалонакара.
Tena kho pana samayena āyasmā bhagu bālakaloṇakāragāme viharati. В то время достопочтенный Бхагу проживал в деревне Балакалонакара.
Addasā kho āyasmā bhagu bhagavantaṁ dūratova āgacchantaṁ. Когда достопочтенный Бхагу увидел Благословенного издали,
Disvāna āsanaṁ paññapesi udakañca pādānaṁ dhovanaṁ. он подготовил [для него] сиденье и выставил воду для мытья ног.
Nisīdi bhagavā paññatte āsane. Благословенный сел на подготовленное сиденье,
Nisajja pāde pakkhālesi. и помыл ноги.
Āyasmāpi kho bhagu bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ nisīdi. Достопочтенный Бхагу поклонился Благословенному и сел рядом,
Ekamantaṁ nisinnaṁ kho āyasmantaṁ bhaguṁ bhagavā etadavoca: и тогда Благословенный сказал ему:
“kacci, bhikkhu, khamanīyaṁ, kacci yāpanīyaṁ, kacci piṇḍakena na kilamasī”ti? «Монах, я надеюсь, у тебя всё в порядке, надеюсь, ты живёшь спокойно, надеюсь, что у тебя нет проблем с собиранием еды с подаяний».
“Khamanīyaṁ bhagavā, yāpanīyaṁ bhagavā, na cāhaṁ, bhante, piṇḍakena kilamāmī”ti. «У меня всё в порядке, Благословенный, я живу спокойно, у меня нет проблем с собиранием еды с подаяний».
Atha kho bhagavā āyasmantaṁ bhaguṁ dhammiyā kathāya sandassetvā samādapetvā samuttejetvā sampahaṁsetvā uṭṭhāyāsanā yena pācīnavaṁsadāyo tenupasaṅkami. Тогда Благословенный наставлял, понуждал, побуждал и радовал достопочтенного Бхагу беседами о Дхамме, после чего встал со своего сиденья и отправился в Восточный бамбуковый парк.
Tena kho pana samayena āyasmā ca anuruddho āyasmā ca nandiyo āyasmā ca kimilo pācīnavaṁsadāye viharanti. И в то время в Восточном бамбуковом парке проживали достопочтенный Ануруддха, достопочтенный Нандия и достопочтенный Кимбила.
Addasā kho dāyapālo bhagavantaṁ dūratova āgacchantaṁ. Лесничий увидел Благословенного издали
Disvāna bhagavantaṁ etadavoca: и сказал ему:
“mā, mahāsamaṇa, etaṁ dāyaṁ pāvisi. «Не входи в этот парк, отшельник.
Santettha tayo kulaputtā attakāmarūpā viharanti. Здесь трое представителей клана ищут своего блага.
Mā tesaṁ aphāsumakāsī”ti. Не беспокой их».
Assosi kho āyasmā anuruddho dāyapālassa bhagavatā saddhiṁ mantayamānassa. И достопочтенный Ануруддха, услышав, как лесничий разговаривает с Благословенным,
Sutvāna dāyapālaṁ etadavoca: сказал ему:
“mā, āvuso dāyapāla, bhagavantaṁ vāresi. «Друг лесничий, не выдворяй Благословенного.
Satthā no bhagavā anuppatto”ti. Это наш Учитель, Благословенный, пришёл».
Atha kho āyasmā anuruddho yenāyasmā ca nandiyo yenāyasmā ca kimilo tenupasaṅkami; upasaṅkamitvā āyasmantañca nandiyaṁ āyasmantañca kimilaṁ etadavoca: И затем достопочтенный Ануруддха обратился к достопочтенному Нандии и достопочтенному Кимбиле:
“abhikkamathāyasmanto, abhikkamathāyasmanto, satthā no bhagavā anuppatto”ti. «Выходите, достопочтенные. Выходите, достопочтенные. Наш Учитель, Благословенный, пришёл».
Atha kho āyasmā ca anuruddho āyasmā ca nandiyo āyasmā ca kimilo bhagavantaṁ paccuggantvā И тогда все трое вышли встречать Благословенного.
eko bhagavato pattacīvaraṁ paṭiggahesi, eko āsanaṁ paññapesi, eko pādodakaṁ upaṭṭhapesi. Один взял чашу и внешнее одеяние, другой приготовил сиденье, третий – выставил воду для мытья ног.
Nisīdi bhagavā paññatte āsane. Благословенный сел на подготовленное сиденье
Nisajja pāde pakkhālesi. и помыл ноги.
Tepi kho āyasmanto bhagavantaṁ abhivādetvā ekamantaṁ nisīdiṁsu. Затем эти трое достопочтенных поклонились Благословенному и сели рядом.
Ekamantaṁ nisinnaṁ kho āyasmantaṁ anuruddhaṁ bhagavā etadavoca: Благословенный сказал им:
“kacci vo, anuruddhā, khamanīyaṁ, kacci yāpanīyaṁ, kacci piṇḍakena na kilamathā”ti? «Я надеюсь, Ануруддха, у вас всё в порядке, надеюсь, вы живёте спокойно, надеюсь, что у вас нет проблем с собиранием еды с подаяний».
“Khamanīyaṁ bhagavā, yāpanīyaṁ bhagavā, na ca mayaṁ, bhante, piṇḍakena kilamāmā”ti. «У нас всё в порядке, Благословенный, мы живём спокойно, у нас нет проблем с собиранием еды с подаяний».
“Kacci pana vo, anuruddhā, samaggā sammodamānā avivadamānā khīrodakībhūtā aññamaññaṁ piyacakkhūhi sampassantā viharathā”ti? «Я надеюсь, Ануруддха, что вы живёте в согласии, во взаимопонимании, не спорите, [живёте подобно] смешанному с водой молоку, смотрите друг на друга добрым взором».
“Taggha mayaṁ, bhante, samaggā sammodamānā avivadamānā khīrodakībhūtā aññamaññaṁ piyacakkhūhi sampassantā viharāmā”ti. «Конечно же, уважаемый, мы живём в согласии, во взаимопонимании, не спорим, [живём, подобно] смешанному с водой молоку, смотрим друг на друга добрым взором».
“Yathā kathaṁ pana tumhe, anuruddhā, samaggā sammodamānā avivadamānā khīrodakībhūtā aññamaññaṁ piyacakkhūhi sampassantā viharathā”ti? «Но, Ануруддха, как именно вы так живёте?»
“Idha mayhaṁ, bhante, evaṁ hoti: «Уважаемый, в этом отношении я думаю следующим образом:
‘lābhā vata me, suladdhaṁ vata me «Какое благо для меня, какое великое благо для меня,
yohaṁ evarūpehi sabrahmacārīhi saddhiṁ viharāmī’ti. что я живу с такими друзьями по святой жизни».
Tassa mayhaṁ, bhante, imesu āyasmantesu mettaṁ kāyakammaṁ paccupaṭṭhitaṁ āvi ceva raho ca, Я поддерживаю телесные поступки... словесные поступки... умственные поступки, [основанные на] доброжелательности по отношению к этим достопочтенным как в частном порядке, так и прилюдно.
mettaṁ vacīkammaṁ paccupaṭṭhitaṁ āvi ceva raho ca,
mettaṁ manokammaṁ paccupaṭṭhitaṁ āvi ceva raho ca.
Tassa, mayhaṁ, bhante, evaṁ hoti: Я размышляю так:
‘yannūnāhaṁ sakaṁ cittaṁ nikkhipitvā imesaṁyeva āyasmantānaṁ cittassa vasena vatteyyan’ti. «Почему бы мне не отложить то, что хочется сделать мне, и не сделать того, что хотят сделать эти достопочтенные?»
So kho ahaṁ, bhante, sakaṁ cittaṁ nikkhipitvā imesaṁyeva āyasmantānaṁ cittassa vasena vattāmi. И тогда я откладываю то, что хочу сделать сам, и делаю то, что хотят сделать эти достопочтенные.
Nānā hi kho no, bhante, kāyā, ekañca pana maññe cittan”ti. Мы различны в телах, уважаемый, но одинаковы в умах».
Āyasmāpi kho nandiyo …pe… Достопочтенный Нандия и достопочтенный Кимбила сказали то же самое, добавив:
āyasmāpi kho kimilo bhagavantaṁ etadavoca:
“mayhampi kho, bhante, evaṁ hoti:
‘lābhā vata me, suladdhaṁ vata me
yohaṁ evarūpehi sabrahmacārīhi saddhiṁ viharāmī’ti.
Tassa mayhaṁ, bhante, imesu āyasmantesu mettaṁ kāyakammaṁ paccupaṭṭhitaṁ āvi ceva raho ca,
mettaṁ vacīkammaṁ paccupaṭṭhitaṁ āvi ceva raho ca,
mettaṁ manokammaṁ paccupaṭṭhitaṁ āvi ceva raho ca.
Tassa mayhaṁ, bhante, evaṁ hoti:
‘yannūnāhaṁ sakaṁ cittaṁ nikkhipitvā imesaṁyeva āyasmantānaṁ cittassa vasena vatteyyan’ti.
So kho ahaṁ, bhante, sakaṁ cittaṁ nikkhipitvā imesaṁyeva āyasmantānaṁ cittassa vasena vattāmi.
Nānā hi kho no, bhante, kāyā, ekañca pana maññe cittanti.
Evaṁ kho mayaṁ, bhante, samaggā sammodamānā avivadamānā khīrodakībhūtā aññamaññaṁ piyacakkhūhi sampassantā viharāmā”ti. «Вот как, уважаемый, мы живём в согласии, во взаимопонимании, не спорим, [живём подобно] смешанному с водой молоку, смотрим друг на друга добрым взором».
“Sādhu sādhu, anuruddhā. «Хорошо, хорошо, Ануруддха!
Kacci pana vo, anuruddhā, appamattā ātāpino pahitattā viharathā”ti? Я надеюсь, что вы пребываете прилежными, старательными, решительными».
“Taggha mayaṁ, bhante, appamattā ātāpino pahitattā viharāmā”ti. «Конечно же, уважаемый, мы пребываем прилежными, старательными, решительными».
“Yathā kathaṁ pana tumhe, anuruddhā, appamattā ātāpino pahitattā viharathā”ti? «Но, Ануруддха, как именно вы так пребываете?»
“Idha, bhante, amhākaṁ yo paṭhamaṁ gāmato piṇḍāya paṭikkamati, so āsanāni paññapeti, pānīyaṁ paribhojanīyaṁ upaṭṭhāpeti, avakkārapātiṁ upaṭṭhāpeti. «Уважаемый, в этом отношении [происходит так]: тот из нас, кто первым возвращается из деревни с едой с подаяний, готовит сиденья, выставляет воду для питья и мытья, [подготавливает и] ставит на место мусорное ведро.
Yo pacchā gāmato piṇḍāya paṭikkamati—sace hoti bhuttāvaseso, sace ākaṅkhati, bhuñjati; no ce ākaṅkhati, appaharite vā chaḍḍeti apāṇake vā udake opilāpeti—Тот из нас, кто последним возвращается, ест любую оставленную еду, если пожелает. Если же не ест, то выбрасывает её туда, где нет зелени, или в воду туда, где нет никакой жизни.
so āsanāni paṭisāmeti, pānīyaṁ paribhojanīyaṁ paṭisāmeti, avakkārapātiṁ dhovitvā paṭisāmeti, bhattaggaṁ sammajjati. Он убирает сиденья и воду для питья и мытья. Он моет и затем убирает мусорное ведро, подметает трапезную.
Yo passati pānīyaghaṭaṁ vā paribhojanīyaghaṭaṁ vā vaccaghaṭaṁ vā rittaṁ tucchaṁ so upaṭṭhāpeti. Если кто-либо замечает, что горшки с водой для питья, [с водой] для мытья, [с водой] для уборной почти или полностью пусты, он позаботится об этом.
Sacassa hoti avisayhaṁ, hatthavikārena dutiyaṁ āmantetvā hatthavilaṅghakena upaṭṭhāpema, na tveva mayaṁ, bhante, tappaccayā vācaṁ bhindāma. Если они слишком тяжелы для него, он жестом руки позовёт кого-нибудь, и, вместе сложив руки, они несут их, но из-за этого не пускаются в разговоры.
Pañcāhikaṁ kho pana mayaṁ, bhante, sabbarattiṁ dhammiyā kathāya sannisīdāma. Каждые пять дней мы садимся вместе и всю ночь обсуждаем Дхамму.
Evaṁ kho mayaṁ, bhante, appamattā ātāpino pahitattā viharāmā”ti. Вот как мы пребываем прилежными, старательными, решительными».
“Sādhu sādhu, anuruddhā. «Хорошо, хорошо, Ануруддха!
Atthi pana vo, anuruddhā, evaṁ appamattānaṁ ātāpīnaṁ pahitattānaṁ viharataṁ uttari manussadhammā alamariyañāṇadassanaviseso adhigato phāsuvihāro”ti? Но по мере того как вы пребываете столь прилежными, старательными, решительными – достигли ли вы каких-либо сверхчеловеческих состояний, исключительности в знании и видении, достойной Благородных, приятного пребывания?»
“Idha mayaṁ, bhante, appamattā ātāpino pahitattā viharantā obhāsañceva sañjānāma dassanañca rūpānaṁ. «Уважаемый, по мере того как мы пребываем столь прилежными, старательными, решительными, мы воспринимаем и свет, и видение форм.
So kho pana no obhāso nacirasseva antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ; Но вскоре свет и видение форм исчезают,
tañca nimittaṁ nappaṭivijjhāmā”ti. и мы не обнаружили, почему так происходит».
“Taṁ kho pana vo, anuruddhā, nimittaṁ paṭivijjhitabbaṁ. «Вам нужно обнаружить причину этого, Ануруддха.
Ahampi sudaṁ, anuruddhā, pubbeva sambodhā anabhisambuddho bodhisattova samāno obhāsañceva sañjānāmi dassanañca rūpānaṁ. До моего просветления, пока я всё ещё был непросветлённым бодхисаттой, я тоже воспринимал и свет, и видение форм.
So kho pana me obhāso nacirasseva antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Но вскоре свет и видение форм исчезали.
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Тогда я подумал:
‘ko nu kho hetu ko paccayo yena me obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānan’ti? «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?»
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Тогда я подумал:
‘vicikicchā kho me udapādi, vicikicchādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Сомнение возникло во мне, и из-за сомнения моё сосредоточение ослабло.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissatī’ti. Мне нужно действовать так, чтобы сомнение более не возникло во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā, appamatto ātāpī pahitatto viharanto obhāsañceva sañjānāmi dassanañca rūpānaṁ. По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм.
So kho pana me obhāso nacirasseva antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Но вскоре свет и видение форм исчезали.
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Тогда я подумал:
‘ko nu kho hetu ko paccayo yena me obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānan’ti? «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?»
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Тогда я подумал:
‘amanasikāro kho me udapādi, amanasikārādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Невнимательность возникля во мне, и из-за невнимательности моё сосредоточение ослабло.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro’ti. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā …pe… По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм...
tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi:
‘thinamiddhaṁ kho me udapādi, thinamiddhādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Лень и апатия возникли во мне, и из-за лени и апатии моё сосредоточение ослабло...
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhan’ti. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā …pe… По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм...
tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi:
‘chambhitattaṁ kho me udapādi, chambhitattādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Страх возник во мне, и из-за страха моё сосредоточение ослабло.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли».
Seyyathāpi, anuruddhā, puriso addhānamaggappaṭipanno, tassa ubhatopasse vaṭṭakā uppateyyuṁ, tassa tatonidānaṁ chambhitattaṁ uppajjeyya; Представь, как если бы на путешественника с двух сторон напали бы убийцы. По этой причине страх возник бы в нём.
evameva kho me, anuruddhā, chambhitattaṁ udapādi, chambhitattādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. Точно так же, страх возник во мне, и из-за страха моё сосредоточение ослабло...
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhaṁ, na chambhitattan’ti. «Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā …pe… По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм...
tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi:
‘uppilaṁ kho me udapādi, uppilādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Эйфория возникла во мне, и из-за эйфории моё сосредоточение ослабло.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли».
Seyyathāpi, anuruddhā, puriso ekaṁ nidhimukhaṁ gavesanto sakideva pañcanidhimukhāni adhigaccheyya, tassa tatonidānaṁ uppilaṁ uppajjeyya; Представь, как если бы человек искал [тайный] вход к спрятанным сокровищам, но обнаружил сразу пять [тайных] входов к спрятанным сокровищам, и по этой причине эйфория возникла в нём.
evameva kho me, anuruddhā, uppilaṁ udapādi, uppilādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. Точно так же, эйфория возникла во мне, и из-за эйфории моё сосредоточение ослабло...
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhaṁ, na chambhitattaṁ, na uppilan’ti. «Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā …pe… По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм...
tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi:
‘duṭṭhullaṁ kho me udapādi, duṭṭhullādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Инертность возникла во мне, и из-за инертности моё сосредоточение ослабло...
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhaṁ, na chambhitattaṁ, na uppilaṁ, na duṭṭhullan’ti. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā …pe… По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм...
tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi:
‘accāraddhavīriyaṁ kho me udapādi, accāraddhavīriyādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Чрезмерное усердие возникло во мне, и из-за чрезмерного усердия моё сосредоточение ослабло.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли.
Seyyathāpi, anuruddhā, puriso ubhohi hatthehi vaṭṭakaṁ gāḷhaṁ gaṇheyya, so tattheva patameyya; Представь, как если бы человек слишком крепко схватил перепёлку обеими руками. Она бы тут же умерла.
evameva kho me, anuruddhā, accāraddhavīriyaṁ udapādi, accāraddhavīriyādhikaraṇañca pana me samādhi cavi.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhaṁ, na chambhitattaṁ, na uppilaṁ, na duṭṭhullaṁ, na accāraddhavīriyan’ti. Точно так же, чрезмерное усердие возникло во мне, и из-за чрезмерного усердия моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Я понял: «Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность, ни чрезмерное усердие более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā …pe… По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм...
tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi:
‘atilīnavīriyaṁ kho me udapādi, atilīnavīriyādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Слишком слабое усердие возникло во мне, и из-за слишком слабого усердия моё сосредоточение ослабло.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли».
Seyyathāpi, anuruddhā, puriso vaṭṭakaṁ sithilaṁ gaṇheyya, so tassa hatthato uppateyya; Представь, как если бы человек слишком слабо схватил перепёлку. Она бы выпорхнула из его рук.
evameva kho me, anuruddhā, atilīnavīriyaṁ udapādi, atilīnavīriyādhikaraṇañca pana me samādhi cavi.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhaṁ, na chambhitattaṁ, na uppilaṁ, na duṭṭhullaṁ, na accāraddhavīriyaṁ, na atilīnavīriyan’ti. Точно так же, слишком слабое усердие возникло во мне, и из-за слишком слабого усердия моё сосредоточение ослабло. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли. Я понял: «Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность, ни чрезмерное усердие, ни слишком слабое усердие более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā …pe… По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм...
tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi:
‘abhijappā kho me udapādi, abhijappādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Сильное стремление возникло во мне...
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhaṁ, na chambhitattaṁ, na uppilaṁ, na duṭṭhullaṁ, na accāraddhavīriyaṁ, na atilīnavīriyaṁ, na abhijappā’ti. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность, ни чрезмерное усердие, ни слишком слабое усердие, ни сильное стремление более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā …pe… По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм...
tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi:
‘nānattasaññā kho me udapādi, nānattasaññādhikaraṇañca pana me samādhi cavi. «Восприятие множественного возникло во мне...
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhaṁ, na chambhitattaṁ, na uppilaṁ, na duṭṭhullaṁ, na accāraddhavīriyaṁ, na atilīnavīriyaṁ, na abhijappā, na nānattasaññā’ti. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни инертность, ни чрезмерное усердие, ни слишком слабое усердие, ни сильное стремление, ни восприятие множественного более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā, appamatto ātāpī pahitatto viharanto obhāsañceva sañjānāmi dassanañca rūpānaṁ. По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет и видение форм.
So kho pana me obhāso nacirasseva antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Но вскоре свет и видение форм исчезали.
Tassa mayhaṁ anuruddhā etadahosi: Тогда я подумал:
‘ko nu kho hetu ko paccayo yena me obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānan’ti. «В чём причина и условие, что свет и видение форм исчезли?»
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Тогда я подумал:
‘atinijjhāyitattaṁ kho me rūpānaṁ udapādi, atinijjhāyitattādhikaraṇañca pana me rūpānaṁ samādhi cavi. «Чрезмерная медитация на формах возникла во мне, и из-за чрезмерной медитации на формах моё сосредоточение ослабло.
Samādhimhi cute obhāso antaradhāyati dassanañca rūpānaṁ. Когда моё сосредоточение ослабло, свет и видение форм исчезли.
Sohaṁ tathā karissāmi yathā me puna na vicikicchā uppajjissati, na amanasikāro, na thinamiddhaṁ, na chambhitattaṁ, na uppilaṁ, na duṭṭhullaṁ, na accāraddhavīriyaṁ, na atilīnavīriyaṁ, na abhijappā, na nānattasaññā, na atinijjhāyitattaṁ rūpānan’ti. Мне нужно действовать так, чтобы ни сомнение, ни невнимательность, ни лень и апатия, ни страх, ни эйфория, ни бездействие, ни чрезмерное усердие, ни слишком слабое усердие, ни сильное стремление, ни восприятие множественного, ни чрезмерная медитация на формах более не возникали во мне вновь».
So kho ahaṁ, anuruddhā, ‘vicikicchā cittassa upakkileso’ti—iti viditvā vicikicchaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, Когда, Ануруддха, я понял, что сомнение – это изъян ума, я отбросил сомнение, [этот] изъян ума.
‘amanasikāro cittassa upakkileso’ti—iti viditvā amanasikāraṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, Когда я понял, что невнимательность…
‘thinamiddhaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā thinamiddhaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, лень и апатия,
‘chambhitattaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā chambhitattaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, страх,
‘uppilaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā uppilaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, эйфория,
‘duṭṭhullaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā duṭṭhullaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, инертность,
‘accāraddhavīriyaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā accāraddhavīriyaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, чрезмерное усердие,
‘atilīnavīriyaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā atilīnavīriyaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, слишком слабое усердие,
‘abhijappā cittassa upakkileso’ti—iti viditvā abhijappaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, сильное стремление,
‘nānattasaññā cittassa upakkileso’ti—iti viditvā nānattasaññaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ, восприятие множественного,
‘atinijjhāyitattaṁ rūpānaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā atinijjhāyitattaṁ rūpānaṁ cittassa upakkilesaṁ pajahiṁ. чрезмерная медитация на формах – это изъян ума, я отбросил чрезмерную медитацию на формах, [этот] изъян ума.
So kho ahaṁ, anuruddhā, appamatto ātāpī pahitatto viharanto obhāsañhi kho sañjānāmi, na ca rūpāni passāmi; По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал свет, но не видел форм;
rūpāni hi kho passāmi, na ca obhāsaṁ sañjānāmi: я видел формы, но не воспринимал свет –
‘kevalampi rattiṁ, kevalampi divaṁ, kevalampi rattindivaṁ’. даже в течение целой ночи, или целого дня, или целого дня и ночи.
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Я подумал:
‘ko nu kho hetu ko paccayo yvāhaṁ obhāsañhi kho sañjānāmi na ca rūpāni passāmi; «В чём причина и условие этого?»
rūpāni hi kho passāmi na ca obhāsaṁ sañjānāmi—
kevalampi rattiṁ, kevalampi divaṁ, kevalampi rattindivan’ti.
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Тогда я подумал:
‘yasmiñhi kho ahaṁ samaye rūpanimittaṁ amanasikaritvā obhāsanimittaṁ manasi karomi, obhāsañhi kho tasmiṁ samaye sañjānāmi, na ca rūpāni passāmi. «Когда я не уделяю внимания образу форм, но уделяю внимание образу света, тогда я воспринимаю свет, но не вижу форм.
Yasmiṁ panāhaṁ samaye obhāsanimittaṁ amanasikaritvā rūpanimittaṁ manasi karomi, rūpāni hi kho tasmiṁ samaye passāmi na ca obhāsaṁ sañjānāmi—Когда я не уделяю внимание образу света, но уделяю внимание образу форм, тогда я вижу формы,
kevalampi rattiṁ, kevalampi divaṁ, kevalampi rattindivan’ti. даже в течение целой ночи, или целого дня, или целого дня и ночи».
So kho ahaṁ, anuruddhā, appamatto ātāpī pahitatto viharanto parittañceva obhāsaṁ sañjānāmi, parittāni ca rūpāni passāmi; По мере того, Ануруддха, как я пребывал прилежным, старательным, решительным, я воспринимал ограниченный свет и видел ограниченные формы;
appamāṇañceva obhāsaṁ sañjānāmi, appamāṇāni ca rūpāni passāmi: я воспринимал безграничный свет и видел безграничные формы –
‘kevalampi rattiṁ, kevalampi divaṁ, kevalampi rattindivaṁ’. даже в течение целой ночи, или целого дня, или целого дня и ночи.
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Я подумал:
‘ko nu kho hetu ko paccayo yvāhaṁ parittañceva obhāsaṁ sañjānāmi, parittāni ca rūpāni passāmi; «В чём причина и условие этого?»
appamāṇañceva obhāsaṁ sañjānāmi, appamāṇāni ca rūpāni passāmi—
kevalampi rattiṁ, kevalampi divaṁ, kevalampi rattindivan’ti.
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Тогда я подумал:
‘yasmiṁ kho me samaye paritto samādhi hoti, parittaṁ me tasmiṁ samaye cakkhu hoti. «Когда моё сосредоточение ограничено, моё видение ограничено.
Sohaṁ parittena cakkhunā parittañceva obhāsaṁ sañjānāmi, parittāni ca rūpāni passāmi. С ограниченным видением я воспринимаю ограниченный свет и ограниченные формы.
Yasmiṁ pana me samaye appamāṇo samādhi hoti, appamāṇaṁ me tasmiṁ samaye cakkhu hoti. Но когда моё сосредоточение безгранично, моё видение безгранично.
Sohaṁ appamāṇena cakkhunā appamāṇañceva obhāsaṁ sañjānāmi, appamāṇāni ca rūpāni passāmi—С безграничным видением я воспринимаю безграничный свет и вижу безграничные формы –
kevalampi rattiṁ, kevalampi divaṁ, kevalampi rattindivan’ti. даже в течение целой ночи, или целого дня, или целого дня и ночи».
Yato kho me, anuruddhā, ‘vicikicchā cittassa upakkileso’ti—iti viditvā vicikicchā cittassa upakkileso pahīno ahosi, Когда, Ануруддха, я понял, что сомнение,
‘amanasikāro cittassa upakkileso’ti—iti viditvā amanasikāro cittassa upakkileso pahīno ahosi, невнимательность,
‘thinamiddhaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā thinamiddhaṁ cittassa upakkileso pahīno ahosi, лень и апатия,
‘chambhitattaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā chambhitattaṁ cittassa upakkileso pahīno ahosi, страх,
‘uppilaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā uppilaṁ cittassa upakkileso pahīno ahosi, эйфория,
‘duṭṭhullaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā duṭṭhullaṁ cittassa upakkileso pahīno ahosi, инертность,
‘accāraddhavīriyaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā accāraddhavīriyaṁ cittassa upakkileso pahīno ahosi, чрезмерное усердие,
‘atilīnavīriyaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā atilīnavīriyaṁ cittassa upakkileso pahīno ahosi, слишком слабое усердие,
‘abhijappā cittassa upakkileso’ti—iti viditvā abhijappā cittassa upakkileso pahīno ahosi, сильное стремление,
‘nānattasaññā cittassa upakkileso’ti—iti viditvā nānattasaññā cittassa upakkileso pahīno ahosi, восприятие множественного,
‘atinijjhāyitattaṁ rūpānaṁ cittassa upakkileso’ti—iti viditvā atinijjhāyitattaṁ rūpānaṁ cittassa upakkileso pahīno ahosi. и чрезмерная медитация на формах – это изъян ума, и тогда я отбросил их.
Tassa mayhaṁ, anuruddhā, etadahosi: Я подумал:
‘ye kho me cittassa upakkilesā te me pahīnā. «Я отбросил эти изъяны ума.
Handa dānāhaṁ tividhena samādhiṁ bhāvemī’ti. Теперь буду развивать сосредоточение тремя способами».
So kho ahaṁ, anuruddhā, savitakkampi savicāraṁ samādhiṁ bhāvesiṁ, avitakkampi vicāramattaṁ samādhiṁ bhāvesiṁ, avitakkampi avicāraṁ samādhiṁ bhāvesiṁ, sappītikampi samādhiṁ bhāvesiṁ, nippītikampi samādhiṁ bhāvesiṁ, sātasahagatampi samādhiṁ bhāvesiṁ, upekkhāsahagatampi samādhiṁ bhāvesiṁ. И тогда, Ануруддха, я развивал сосредоточение с направлением ума [на объект медитации] и с удержанием ума [на объекте медитации]. Я развивал сосредоточение без направления, но только с одним удержанием. Я развивал сосредоточение без направления и без удержания. Я развивал сосредоточение с восторгом. Я развивал сосредоточение без восторга. Я развивал сосредоточение, сопровождаемое наслаждением. Я развивал сосредоточение, сопровождаемое невозмутимостью.
Yato kho me, anuruddhā, savitakkopi savicāro samādhi bhāvito ahosi, avitakkopi vicāramatto samādhi bhāvito ahosi, avitakkopi avicāro samādhi bhāvito ahosi, sappītikopi samādhi bhāvito ahosi, nippītikopi samādhi bhāvito ahosi, sātasahagatopi samādhi bhāvito ahosi, upekkhāsahagatopi samādhi bhāvito ahosi. Когда, Ануруддха, я развил сосредоточение с направлением и удержанием, когда я развил сосредоточение, сопровождаемое невозмутимостью,
Ñāṇañca pana me dassanaṁ udapādi, знание и видение возникли во мне:
akuppā me cetovimutti. Ayamantimā jāti, natthi dāni punabbhavo”ti. «Непоколебимо моё освобождение. Это моё последнее рождение. Не будет больше нового существования».
Idamavoca bhagavā. Так сказал Благословенный.
Attamano āyasmā anuruddho bhagavato bhāsitaṁ abhinandīti. Достопочтенный Ануруддха был доволен и восхитился словами Благословенного.
Upakkilesasuttaṁ niṭṭhitaṁ aṭṭhamaṁ.