Other Translations: English
From:
Majjhima Nikāya 130 Мадджхима Никая 130
Devadūtasutta Небесные посланники
Evaṁ me sutaṁ—Так я слышал.
ekaṁ samayaṁ bhagavā sāvatthiyaṁ viharati jetavane anāthapiṇḍikassa ārāme. Однажды Благословенный проживал в Саваттхи, в роще Джеты, в парке Анатхапиндики.
Tatra kho bhagavā bhikkhū āmantesi: Там он обратился к монахам так:
“bhikkhavo”ti. «Монахи!»
“Bhadante”ti te bhikkhū bhagavato paccassosuṁ. «Да, уважаемый», – отвечали монахи.
Bhagavā etadavoca: Благословенный сказал следующее:
“Seyyathāpi, bhikkhave, dve agārā sadvārā, tattha cakkhumā puriso majjhe ṭhito passeyya manusse gehaṁ pavisantepi nikkhamantepi anucaṅkamantepi anuvicarantepi; «Монахи, представьте два дома с дверьми, и человек с хорошим зрением, стоя между ними, видел, как люди входят в дома и выходят, перемещаются туда и сюда.
evameva kho ahaṁ, bhikkhave, dibbena cakkhunā visuddhena atikkantamānusakena satte passāmi cavamāne upapajjamāne hīne paṇīte suvaṇṇe dubbaṇṇe, sugate duggate yathākammūpage satte pajānāmi: ‘ime vata bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā sugatiṁ saggaṁ lokaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyasucaritena samannāgatā vacīsucaritena samannāgatā manosucaritena samannāgatā ariyānaṁ anupavādakā sammādiṭṭhikā sammādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā manussesu upapannā. Ime vata bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā pettivisayaṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā tiracchānayoniṁ upapannā. Ime vā pana bhonto sattā kāyaduccaritena samannāgatā vacīduccaritena samannāgatā manoduccaritena samannāgatā ariyānaṁ upavādakā micchādiṭṭhikā micchādiṭṭhikammasamādānā; te kāyassa bhedā paraṁ maraṇā apāyaṁ duggatiṁ vinipātaṁ nirayaṁ upapannā’ti. Точно также, божественным глазом, очищенным и превосходящим человеческий, я вижу как существа умирают и перерождаются – низшие и великие, красивые и уродливые, счастливые и несчастные. Я понимаю, как существа переходят [из жизни в жизнь] в соответствии с их поступками: «Эти существа, которые придерживались хорошего поведения в поступках, речах и мыслях, не оскорбляли благородных, были привержены верным воззрениям, предпринимая действия на основе верных воззрений, с распадом тела, после смерти, переродились в счастливом уделе, даже в небесном мире или среди человеческих существ. Но эти достойные существа, которые имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорбляли благородных, были привержены неверным воззрениям, предпринимая действия на основе неверных воззрений, с распадом тела, после смерти, переродились в мире духов, в мире животных, в состоянии лишений, в неблагом уделе, в погибели, даже в аду».
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā nānābāhāsu gahetvā yamassa rañño dassenti: Стражи ада хватают такое существо за руки и приводят к царю Яме, говоря:
‘ayaṁ, deva, puriso amatteyyo apetteyyo asāmañño abrāhmañño, na kule jeṭṭhāpacāyī. «Ваше величество, этот человек плохо обращался со своей матерью, плохо обращался со своим отцом, плохо обращался с отшельниками, плохо обращался со жрецами. У него нет уважения к старейшинам его клана.
Imassa devo daṇḍaṁ paṇetū’ti. Пусть царь наложит на него наказание».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā paṭhamaṁ devadūtaṁ samanuyuñjati samanugāhati samanubhāsati: И тогда царь Яма спрашивает, допрашивает, переспрашивает его насчёт первого небесного посланника:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu paṭhamaṁ devadūtaṁ pātubhūtan’ti? «Почтенный, разве ты не видел первого небесного посланника, который появился в мире?»
So evamāha: Он отвечает:
‘nāddasaṁ, bhante’ti. «Не видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu daharaṁ kumāraṁ mandaṁ uttānaseyyakaṁ sake muttakarīse palipannaṁ semānan’ti? «Почтенный, неужели ты ни разу не видел в мире лежащего на спине младенца, запачканного своими же испражнениями и мочой?»
So evamāha: Он отвечает:
‘addasaṁ, bhante’ti. «Видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, tassa te viññussa sato mahallakassa na etadahosi—«Почтенный, неужели к тебе, умному и зрелому человеку, никогда не приходила эта мысль:
ahampi khomhi jātidhammo, jātiṁ anatīto. Handāhaṁ kalyāṇaṁ karomi kāyena vācāya manasā’ti? «Я тоже подвержен рождению, я не избегу рождения. Вне сомнений, мне лучше было бы совершать благое телом, речью, умом»?
So evamāha: Он отвечает:
‘nāsakkhissaṁ, bhante, pamādassaṁ, bhante’ti. «Я не мог, уважаемый. Я был беспечным».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, pamādavatāya na kalyāṇamakāsi kāyena vācāya manasā. «Почтенный, из-за беспечности ты не сумел совершать благое телом, речью, и умом.
Taggha tvaṁ, ambho purisa, tathā karissanti yathā taṁ pamattaṁ. Вне сомнений, с тобой поступят в соответствии с твоей беспечностью.
Taṁ kho pana te etaṁ pāpakammaṁ neva mātarā kataṁ na pitarā kataṁ na bhātarā kataṁ na bhaginiyā kataṁ na mittāmaccehi kataṁ na ñātisālohitehi kataṁ na samaṇabrāhmaṇehi kataṁ na devatāhi kataṁ, tayāvetaṁ pāpakammaṁ kataṁ, tvaññevetassa vipākaṁ paṭisaṁvedissasī’ti. Но этот твой плохой поступок не был сделан твоей матерью, твоим отцом, или же твоим братом или твоей сестрой, или же твоими друзьями и товарищами, или же твоими родственниками и роднёй, или же жрецами и отшельниками, или же божествами. Этот плохой поступок был сделан тобой, и ты сам будешь переживать его результат».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā paṭhamaṁ devadūtaṁ samanuyuñjitvā samanugāhitvā samanubhāsitvā dutiyaṁ devadūtaṁ samanuyuñjati samanugāhati samanubhāsati: И затем, после того как он спросил, допросил, переспросил насчёт первого небесного посланника, царь Яма спрашивает, допрашивает, переспрашивает его насчёт второго небесного посланника:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu dutiyaṁ devadūtaṁ pātubhūtan’ti? «Почтенный, разве ты не видел второго небесного посланника, который появился в мире?»
So evamāha: Он отвечает:
‘nāddasaṁ, bhante’ti. «Не видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu itthiṁ vā purisaṁ vā (…) jiṇṇaṁ gopānasivaṅkaṁ bhoggaṁ daṇḍaparāyanaṁ pavedhamānaṁ gacchantaṁ āturaṁ gatayobbanaṁ khaṇḍadantaṁ palitakesaṁ vilūnaṁ khalitasiraṁ valinaṁ tilakāhatagattan’ti? «Почтенный, неужели ты ни разу не видел в мире мужчину или женщину – восьмидесяти, девяноста, ста лет – скрючившуюся как подкова, согнутую вдвое, опирающуюся на палку, шатающуюся, хилую, утратившую молодость, с разбитыми зубами, седыми и скудными волосами, плешивую, морщинистую, с покрытыми пятнами частями тела?»
So evamāha: Он отвечает:
‘addasaṁ, bhante’ti. «Видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, tassa te viññussa sato mahallakassa na etadahosi—«Почтенный, неужели к тебе, умному и зрелому человеку, никогда не приходила эта мысль:
ahampi khomhi jarādhammo, jaraṁ anatīto. Handāhaṁ kalyāṇaṁ karomi kāyena vācāya manasā’ti? «Я тоже подвержен старению, я не избегу старения. Вне сомнений, мне лучше было бы совершать благое телом, речью, умом»?
So evamāha: Он отвечает:
‘nāsakkhissaṁ, bhante, pamādassaṁ, bhante’ti. «Я не мог, уважаемый. Я был беспечным».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, pamādavatāya na kalyāṇamakāsi kāyena vācāya manasā. «Почтенный, из-за беспечности ты не сумел совершать благое телом, речью, и умом.
Taggha tvaṁ, ambho purisa, tathā karissanti yathā taṁ pamattaṁ. Вне сомнений, с тобой поступят в соответствии с твоей беспечностью.
Taṁ kho pana te etaṁ pāpakammaṁ neva mātarā kataṁ na pitarā kataṁ na bhātarā kataṁ na bhaginiyā kataṁ na mittāmaccehi kataṁ na ñātisālohitehi kataṁ na samaṇabrāhmaṇehi kataṁ na devatāhi kataṁ, tayāvetaṁ pāpakammaṁ kataṁ, tvaññevetassa vipākaṁ paṭisaṁvedissasī’ti. Но этот твой плохой поступок не был сделан твоей матерью, твоим отцом, или же твоим братом или твоей сестрой, или же твоими друзьями и товарищами, или же твоими родственниками и роднёй, или же жрецами и отшельниками, или же божествами. Этот плохой поступок был сделан тобой, и ты сам будешь переживать его результат».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā dutiyaṁ devadūtaṁ samanuyuñjitvā samanugāhitvā samanubhāsitvā tatiyaṁ devadūtaṁ samanuyuñjati samanugāhati samanubhāsati: И затем, после того как он спросил, допросил, переспросил насчёт второго небесного посланника, царь Яма спрашивает, допрашивает, переспрашивает его насчёт третьего небесного посланника:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu tatiyaṁ devadūtaṁ pātubhūtan’ti? «Почтенный, разве ты не видел третьего небесного посланника, который появился в мире?»
So evamāha: Он отвечает:
‘nāddasaṁ, bhante’ti. «Не видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu itthiṁ vā purisaṁ vā ābādhikaṁ dukkhitaṁ bāḷhagilānaṁ sake muttakarīse palipannaṁ semānaṁ aññehi vuṭṭhāpiyamānaṁ aññehi saṁvesiyamānan’ti? «Почтенный, неужели ты ни разу не видел в мире мужчину или женщину – поражённую болезнью, нездоровую, серьёзно больную – лежащую запачканной в собственных испражнениях и моче, которую поднимают одни, а кладут другие?»
So evamāha: Он отвечает:
‘addasaṁ, bhante’ti. «Видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, tassa te viññussa sato mahallakassa na etadahosi—«Почтенный, неужели к тебе, умному и зрелому человеку, никогда не приходила эта мысль:
ahampi khomhi byādhidhammo, byādhiṁ anatīto. «Я тоже подвержен болезням, я не избегу болезней. Вне сомнений, мне лучше было бы совершать благое телом, речью, умом»?
Handāhaṁ kalyāṇaṁ karomi kāyena vācāya manasā’ti? So evamāha: Он отвечает:
‘nāsakkhissaṁ, bhante, pamādassaṁ, bhante’ti. «Я не мог, уважаемый. Я был беспечным».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, pamādavatāya na kalyāṇamakāsi kāyena vācāya manasā. «Почтенный, из-за беспечности ты не сумел совершать благое телом, речью, и умом.
Taggha tvaṁ, ambho purisa, tathā karissanti yathā taṁ pamattaṁ. Вне сомнений, с тобой поступят в соответствии с твоей беспечностью.
Taṁ kho pana te etaṁ pāpakammaṁ neva mātarā kataṁ na pitarā kataṁ na bhātarā kataṁ na bhaginiyā kataṁ na mittāmaccehi kataṁ na ñātisālohitehi kataṁ na samaṇabrāhmaṇehi kataṁ na devatāhi kataṁ, tayāvetaṁ pāpakammaṁ kataṁ, tvaññevetassa vipākaṁ paṭisaṁvedissasī’ti. Но этот твой плохой поступок не был сделан твоей матерью, твоим отцом, или же твоим братом или твоей сестрой, или же твоими друзьями и товарищами, или же твоими родственниками и роднёй, или же жрецами и отшельниками, или же божествами. Этот плохой поступок был сделан тобой, и ты сам будешь переживать его результат».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā tatiyaṁ devadūtaṁ samanuyuñjitvā samanugāhitvā samanubhāsitvā catutthaṁ devadūtaṁ samanuyuñjati samanugāhati samanubhāsati: И затем, после того как он спросил, допросил, переспросил насчёт третьего небесного посланника, царь Яма спрашивает, допрашивает, переспрашивает его насчёт четвёртого небесного посланника:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu catutthaṁ devadūtaṁ pātubhūtan’ti? «Почтенный, разве ты не видел четвёртого небесного посланника, который появился в мире?»
So evamāha: Он отвечает:
‘nāddasaṁ, bhante’ti. «Не видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu rājāno coraṁ āgucāriṁ gahetvā vividhā kammakāraṇā kārente—«Почтенный, неужели ты ни разу не видел в мире то, как ловят преступника, вора, и цари подвергают его многочисленным видам пыток.
kasāhipi tāḷente vettehipi tāḷente addhadaṇḍakehipi tāḷente hatthampi chindante pādampi chindante hatthapādampi chindante kaṇṇampi chindante nāsampi chindante kaṇṇanāsampi chindante bilaṅgathālikampi karonte saṅkhamuṇḍikampi karonte rāhumukhampi karonte jotimālikampi karonte hatthapajjotikampi karonte erakavattikampi karonte cīrakavāsikampi karonte eṇeyyakampi karonte baḷisamaṁsikampi karonte kahāpaṇikampi karonte khārāpatacchikampi karonte palighaparivattikampi karonte palālapīṭhakampi karonte tattenapi telena osiñcante sunakhehipi khādāpente jīvantampi sūle uttāsente asināpi sīsaṁ chindante’ti? Они приказывают хлестать его кнутами, бить бамбуком, бить дубинами; отрезать ему руки, отрезать ему ноги, отрезать ему руки и ноги; отрезать ему уши, отрезать ему нос, отрезать ему уши и нос. Они приказывают подвергнуть его [пытке под названием] «котёл с кашей», «бритьё [до состояния] отполированной раковины», «пасть Раху», «огненный венок», «пылающая длань», «лезвия травы», «одежда из коры», «антилопа», «мясные крюки», «монеты», «пикелевание щёлоком», «крутящийся штырь», «свёрнутая подстилка». Они приказывают облить его кипящим маслом, отдать на растерзание собакам, насадить его заживо на кол, отрубить ему голову мечом».
So evamāha: Он отвечает:
‘addasaṁ, bhante’ti. «Видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, tassa te viññussa sato mahallakassa na etadahosi—«Почтенный, неужели к тебе, умному и зрелому человеку, никогда не приходила эта мысль:
ye kira, bho, pāpakāni kammāni karonti te diṭṭheva dhamme evarūpā vividhā kammakāraṇā karīyanti, kimaṅgaṁ pana parattha. Handāhaṁ kalyāṇaṁ karomi kāyena vācāya manasā’ti? «Того, кто совершает плохие поступки, уже здесь и сейчас [в этой жизни] подвергают таким различным пыткам, так что уж говорить о том, что будет потом? Вне сомнений, мне лучше было бы совершать благое телом, речью, умом»?
So evamāha: Он отвечает:
‘nāsakkhissaṁ, bhante, pamādassaṁ, bhante’ti. «Я не мог, уважаемый. Я был беспечным».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, pamādavatāya na kalyāṇamakāsi kāyena vācāya manasā. «Почтенный, из-за беспечности ты не сумел совершать благое телом, речью, и умом.
Taggha tvaṁ, ambho purisa, tathā karissanti yathā taṁ pamattaṁ. Вне сомнений, с тобой поступят в соответствии с твоей беспечностью.
Taṁ kho pana te etaṁ pāpakammaṁ neva mātarā kataṁ na pitarā kataṁ na bhātarā kataṁ na bhaginiyā kataṁ na mittāmaccehi kataṁ na ñātisālohitehi kataṁ na samaṇabrāhmaṇehi kataṁ na devatāhi kataṁ, tayāvetaṁ pāpakammaṁ kataṁ, tvaññevetassa vipākaṁ paṭisaṁvedissasī’ti. Но этот твой плохой поступок не был сделан твоей матерью, твоим отцом, или же твоим братом или твоей сестрой, или же твоими друзьями и товарищами, или же твоими родственниками и роднёй, или же жрецами и отшельниками, или же божествами. Этот плохой поступок был сделан тобой, и ты сам будешь переживать его результат».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā catutthaṁ devadūtaṁ samanuyuñjitvā samanugāhitvā samanubhāsitvā pañcamaṁ devadūtaṁ samanuyuñjati samanugāhati samanubhāsati: И затем, после того как он спросил, допросил, переспросил насчёт четвёртого небесного посланника, царь Яма спрашивает, допрашивает, переспрашивает его насчёт пятого небесного посланника:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu pañcamaṁ devadūtaṁ pātubhūtan’ti? «Почтенный, разве ты не видел пятого небесного посланника, который появился в мире?»
So evamāha: Он отвечает:
‘nāddasaṁ, bhante’ti. «Не видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, na tvaṁ addasa manussesu itthiṁ vā purisaṁ vā ekāhamataṁ vā dvīhamataṁ vā tīhamataṁ vā uddhumātakaṁ vinīlakaṁ vipubbakajātan’ti? «Почтенный, неужели ты ни разу не видел в мире мужчину или женщину – мёртвую один день как, мёртвую два дня как, мёртвую три дня как – вспухшую, мёртвенно-бледную, истекающую нечистотами?»
So evamāha: Он отвечает:
‘addasaṁ, bhante’ti. «Видел, уважаемый».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, tassa te viññussa sato mahallakassa na etadahosi—«Почтенный, неужели к тебе, умному и зрелому человеку, никогда не приходила эта мысль:
ahampi khomhi maraṇadhammo, maraṇaṁ anatīto. Handāhaṁ kalyāṇaṁ karomi kāyena vācāya manasā’ti? «Я тоже подвержен смерти, я не избегу смерти. Вне сомнений, мне лучше было бы совершать благое телом, речью, умом»?
So evamāha: Он отвечает:
‘nāsakkhissaṁ, bhante, pamādassaṁ, bhante’ti. «Я не мог, уважаемый. Я был беспечным».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā evamāha: Тогда царь Яма говорит:
‘ambho purisa, pamādavatāya na kalyāṇamakāsi kāyena vācāya manasā. «Почтенный, из-за беспечности ты не сумел совершать благое телом, речью, и умом.
Taggha tvaṁ, ambho purisa, tathā karissanti yathā taṁ pamattaṁ. Вне сомнений, с тобой поступят в соответствии с твоей беспечностью.
Taṁ kho pana te etaṁ pāpakammaṁ neva mātarā kataṁ na pitarā kataṁ na bhātarā kataṁ na bhaginiyā kataṁ na mittāmaccehi kataṁ na ñātisālohitehi kataṁ na samaṇabrāhmaṇehi kataṁ na devatāhi kataṁ, tayāvetaṁ pāpakammaṁ kataṁ, tvaññevetassa vipākaṁ paṭisaṁvedissasī’ti. Но этот твой плохой поступок не был сделан твоей матерью, твоим отцом, или же твоим братом или твоей сестрой, или же твоими друзьями и товарищами, или же твоими родственниками и роднёй, или же жрецами и отшельниками, или же божествами. Этот плохой поступок был сделан тобой, и ты сам будешь переживать его результат».
Tamenaṁ, bhikkhave, yamo rājā pañcamaṁ devadūtaṁ samanuyuñjitvā samanugāhitvā samanubhāsitvā tuṇhī hoti. И затем, после того как он спросил, допросил, переспросил насчёт пятого небесного посланника, царь Яма замолкает.
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā pañcavidhabandhanaṁ nāma kammakāraṇaṁ karonti—И Стражи ада пытают его пятичастным прокалыванием.
tattaṁ ayokhilaṁ hatthe gamenti, tattaṁ ayokhilaṁ dutiye hatthe gamenti, tattaṁ ayokhilaṁ pāde gamenti, tattaṁ ayokhilaṁ dutiye pāde gamenti, tattaṁ ayokhilaṁ majjheurasmiṁ gamenti. Они загоняют раскалённый железный прут в одну руку, загоняют раскалённый железный прут другую руку… ногу… другую ногу… в середину через грудь.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā saṁvesetvā kuṭhārīhi tacchanti …pe… Затем стражи ада бросают его на землю и обстругивают топорами...
tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā uddhampādaṁ adhosiraṁ gahetvā vāsīhi tacchanti …pe… Затем стражи ада переворачивают его вверх тормашками и обстругивают тесаками...
tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā rathe yojetvā ādittāya pathaviyā sampajjalitāya sajotibhūtāya sārentipi, paccāsārentipi …pe… Затем стражи ада привязывают его к колеснице и возят его взад и вперёд по земле, которая горит, пылает, полыхает...
tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā mahantaṁ aṅgārapabbataṁ ādittaṁ sampajjalitaṁ sajotibhūtaṁ āropentipi oropentipi …pe… Затем стражи ада заставляют его взбираться на огромную груду углей, которые горят, пылают, полыхают...
tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā uddhampādaṁ adhosiraṁ gahetvā tattāya lohakumbhiyā pakkhipanti ādittāya sampajjalitāya sajotibhūtāya. Затем стражи ада берут его за ноги и головой окунают в раскалённый медный котёл, который горит, пылает, полыхает.
So tattha pheṇuddehakaṁ paccati.
So tattha pheṇuddehakaṁ paccamāno sakimpi uddhaṁ gacchati, sakimpi adho gacchati, sakimpi tiriyaṁ gacchati. Он варится там в бурлящей пене. Пока он варится там в бурлящей пене, он иногда всплывает, иногда тонет, иногда перемещается [по поверхности].
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā mahāniraye pakkhipanti. Затем стражи ада бросают его в Великий ад.
So kho pana, bhikkhave, mahānirayo—И вот что касается Великого ада, монахи:
Catukkaṇṇo catudvāro, «Четыре в нём угла. Построен он с дверями четырьмя
vibhatto bhāgaso mito; По каждой из сторон.
Ayopākārapariyanto, Заделан он железом всюду и везде,
ayasā paṭikujjito. Как и железной крышей сверху он закрыт.
Tassa ayomayā bhūmi, И пол в нём из железа,
jalitā tejasāyutā; Раскалённый докрасна,
Samantā yojanasataṁ, Длиной он в сотню лиг –
pharitvā tiṭṭhati sabbadā. Их покрывает целиком.
Tassa kho pana, bhikkhave, mahānirayassa puratthimāya bhittiyā acci uṭṭhahitvā pacchimāya bhittiyā paṭihaññati, pacchimāya bhittiyā acci uṭṭhahitvā puratthimāya bhittiyā paṭihaññati, uttarāya bhittiyā acci uṭṭhahitvā dakkhiṇāya bhittiyā paṭihaññati, dakkhiṇāya bhittiyā acci uṭṭhahitvā uttarāya bhittiyā paṭihaññati, heṭṭhā acci uṭṭhahitvā upari paṭihaññati, uparito acci uṭṭhahitvā heṭṭhā paṭihaññati. Пламя, извергающееся из восточной стены Великого ада, ударяется о его западную стену. Пламя, извергающееся из его западной стены, ударяется о его восточную стену. Пламя, извергающееся из его северной стены, ударяется о его южную стену. Пламя, извергающееся из его южной стены, ударяется о его северную стену. Пламя, извергающееся из нижней части, ударяется о верхнюю часть. Пламя, извергающееся из верхней части, ударяется о нижнюю часть.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Hoti kho so, bhikkhave, samayo yaṁ kadāci karahaci dīghassa addhuno accayena tassa mahānirayassa puratthimaṁ dvāraṁ apāpurīyati. В какой-то момент, монахи, по истечении долгого периода, случается так, что открывается восточная дверь Великого ада.
So tattha sīghena javena dhāvati. Он бежит к ней быстрыми шагами.
Tassa sīghena javena dhāvato chavimpi ḍayhati, cammampi ḍayhati, maṁsampi ḍayhati, nhārumpi ḍayhati, aṭṭhīnipi sampadhūpāyanti, ubbhataṁ tādisameva hoti. По мере того как он делает так, его внешняя кожа горит, его внутренняя кожа горит, его плоть горит, его сухожилия горят, его кости начинают дымиться. И точно так оно каждый раз, как он поднимает ногу.
Yato ca kho so, bhikkhave, bahusampatto hoti, atha taṁ dvāraṁ pidhīyati. Когда он наконец-таки достигает двери, та захлопывается.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Hoti kho so, bhikkhave, samayo yaṁ kadāci karahaci dīghassa addhuno accayena tassa mahānirayassa pacchimaṁ dvāraṁ apāpurīyati …pe… В какой-то момент, монахи, по истечении долгого периода, случается так, что открывается западная дверь…
uttaraṁ dvāraṁ apāpurīyati …pe… северная дверь...
dakkhiṇaṁ dvāraṁ apāpurīyati. южная дверь Великого ада.
So tattha sīghena javena dhāvati. Он бежит к ней быстрыми шагами.
Tassa sīghena javena dhāvato chavimpi ḍayhati, cammampi ḍayhati, maṁsampi ḍayhati, nhārumpi ḍayhati, aṭṭhīnipi sampadhūpāyanti, ubbhataṁ tādisameva hoti. По мере того как он делает так, его внешняя кожа горит, его внутренняя кожа горит, его плоть горит, его сухожилия горят, его кости начинают дымиться. И точно так оно каждый раз, как он поднимает ногу.
Yato ca kho so, bhikkhave, bahusampatto hoti, atha taṁ dvāraṁ pidhīyati. Когда он наконец-таки достигает двери, та захлопывается.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Hoti kho so, bhikkhave, samayo yaṁ kadāci karahaci dīghassa addhuno accayena tassa mahānirayassa puratthimaṁ dvāraṁ apāpurīyati. В какой-то момент, монахи, по истечении долгого периода, случается так, что открывается восточная дверь Великого ада.
So tattha sīghena javena dhāvati. Он бежит к ней быстрыми шагами.
Tassa sīghena javena dhāvato chavimpi ḍayhati, cammampi ḍayhati, maṁsampi ḍayhati, nhārumpi ḍayhati, aṭṭhīnipi sampadhūpāyanti, ubbhataṁ tādisameva hoti. По мере того как он делает так, его внешняя кожа горит, его внутренняя кожа горит, его плоть горит, его сухожилия горят, его кости начинают дымиться. И точно так оно каждый раз, как он поднимает ногу.
So tena dvārena nikkhamati. Он выходит через эту дверь.
Tassa kho pana, bhikkhave, mahānirayassa samanantarā sahitameva mahanto gūthanirayo. И сразу за Великим Адом идёт бескрайний Ад испражнений.
So tattha patati. Он туда падает.
Tasmiṁ kho pana, bhikkhave, gūthaniraye sūcimukhā pāṇā chaviṁ chindanti, chaviṁ chetvā cammaṁ chindanti, cammaṁ chetvā maṁsaṁ chindanti, maṁsaṁ chetvā nhāruṁ chindanti, nhāruṁ chetvā aṭṭhiṁ chindanti, aṭṭhiṁ chetvā aṭṭhimiñjaṁ khādanti. В этом Аду испражнений существа с игловидными ртами пробуривают его внешнюю кожу, пробуривают его внутреннюю кожу, пробуривают его плоть, пробуривают его сухожилия, пробуривают его кости и пожирают его костный мозг.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tassa kho pana, bhikkhave, gūthanirayassa samanantarā sahitameva mahanto kukkulanirayo. И сразу за Адом испражнений идёт бескрайний Ад Горящих Углей.
So tattha patati. Он туда падает.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tassa kho pana, bhikkhave, kukkulanirayassa samanantarā sahitameva mahantaṁ simbalivanaṁ uddhaṁ yojanamuggataṁ soḷasaṅgulakaṇṭakaṁ ādittaṁ sampajjalitaṁ sajotibhūtaṁ. И сразу за Адом Горящих Углей идёт бескрайний Лес Деревьев Симбали – высотой в лигу, ощетинившийся шипами шириной в шестнадцать пальцев – горящий, пылающий, полыхающий.
Tattha āropentipi oropentipi. Его заставляют взбираться и спускаться с этих деревьев.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tassa kho pana, bhikkhave, simbalivanassa samanantarā sahitameva mahantaṁ asipattavanaṁ. И сразу за Лесом Деревьев Симбали идёт бескрайний Лес Остриелистных Деревьев.
So tattha pavisati. Он туда входит.
Tassa vāteritāni pattāni patitāni hatthampi chindanti, pādampi chindanti, hatthapādampi chindanti, kaṇṇampi chindanti, nāsampi chindanti, kaṇṇanāsampi chindanti. Листья, колыхаемые ветром, режут его руки, режут его ноги, режут его руки и ноги. Они режут его уши, режут его нос, режут его уши и нос.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tassa kho pana, bhikkhave, asipattavanassa samanantarā sahitameva mahatī khārodakā nadī. И сразу за Лесом Остриелистных Деревьев идёт великая река с едкими водами.
So tattha patati. Он туда падает.
So tattha anusotampi vuyhati, paṭisotampi vuyhati, anusotapaṭisotampi vuyhati. Там его швыряет по течению, против течения, по течению и против течения.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Там он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā balisena uddharitvā thale patiṭṭhāpetvā evamāhaṁsu: Затем стражи ада вытаскивают его крюком, ставят на землю, и спрашивают его:
‘ambho purisa, kiṁ icchasī’ti? «Почтенный, чего хочешь?»
So evamāha: Он говорит:
‘jighacchitosmi, bhante’ti. «Я голоден, уважаемые».
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā tattena ayosaṅkunā mukhaṁ vivaritvā ādittena sampajjalitena sajotibhūtena tattaṁ lohaguḷaṁ mukhe pakkhipanti ādittaṁ sampajjalitaṁ sajotibhūtaṁ. И тогда стражи ада раскрывают ему рот раскалёнными железными щипцами – горящими, пылающими, полыхающими – и кладут [ему в рот] раскалённый медный шар – горящий, пылающий, полыхающий –
So tassa oṭṭhampi dahati, mukhampi dahati, kaṇṭhampi dahati, urampi dahati, antampi antaguṇampi ādāya adhobhāgā nikkhamati. которая сжигает его губы, рот, язык, глотку и желудок и выпадает снизу вместе с кишками.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā evamāhaṁsu: Затем стражи ада спрашивают его:
‘ambho purisa, kiṁ icchasī’ti? «Почтенный, чего хочешь?»
So evamāha: Он говорит:
‘pipāsitosmi, bhante’ti. «Я хочу пить, уважаемые».
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā tattena ayosaṅkunā mukhaṁ vivaritvā ādittena sampajjalitena sajotibhūtena tattaṁ tambalohaṁ mukhe āsiñcanti ādittaṁ sampajjalitaṁ sajotibhūtaṁ. И тогда стражи ада раскрывают ему рот раскалёнными железными щипцами – горящими, пылающими, полыхающими – и вливают [ему в рот] и расплавленную медь, горящую, сверкающую и раскалённую докрасна,
Taṁ tassa oṭṭhampi dahati, mukhampi dahati, kaṇṭhampi dahati, urampi dahati, antampi antaguṇampi ādāya adhobhāgā nikkhamati. которая сжигает его губы, рот, язык, глотку и желудок и выпадает снизу вместе с кишками.
So tattha dukkhā tibbā kharā kaṭukā vedanā vedeti, na ca tāva kālaṁ karoti, yāva na taṁ pāpakammaṁ byantīhoti. Он чувствует болезненные, мучительные, острые чувства. Но всё же он не умирает, покуда плохой поступок не истощит своего результата.
Tamenaṁ, bhikkhave, nirayapālā puna mahāniraye pakkhipanti. Затем стражи ада вновь бросают его в Великий ад.
Bhūtapubbaṁ, bhikkhave, yamassa rañño etadahosi: И сталось, что царь Яма подумал:
‘ye kira, bho, loke pāpakāni akusalāni kammāni karonti te evarūpā vividhā kammakāraṇā karīyanti. «Те [люди] в мире, которые совершают плохие, неблагие поступки, воистину подвергаются всем этим многочисленным видам пыток.
Aho vatāhaṁ manussattaṁ labheyyaṁ. Tathāgato ca loke uppajjeyya arahaṁ sammāsambuddho. Tañcāhaṁ bhagavantaṁ payirupāseyyaṁ. О, вот бы я обрёл человеческое состояние, и Татхагата, совершенный и полностью просветлённый, появился бы в мире, и я мог бы прислуживать этому Благословенному,
So ca me bhagavā dhammaṁ deseyya. Tassa cāhaṁ bhagavato dhammaṁ ājāneyyan’ti. и этот Благословенный мог бы обучить меня Дхамме, так чтобы я смог понять Дхамму Благословенного!»
Taṁ kho panāhaṁ, bhikkhave, nāññassa samaṇassa vā brāhmaṇassa vā sutvā vadāmi, api ca yadeva sāmaṁ ñātaṁ sāmaṁ diṭṭhaṁ sāmaṁ viditaṁ tadevāhaṁ vadāmī”ti. Монахи, я говорю вам об этом не как о чём-то, что я услышал от другого жреца или отшельника. Я говорю вам об этом, потому что я сам в действительности познал, увидел, открыл это сам».
Idamavoca bhagavā. Так сказал Благословенный.
Idaṁ vatvāna sugato athāparaṁ etadavoca satthā: И когда Высочайший сказал это, [он], Учитель, далее добавил:
“Coditā devadūtehi, «Те, кто беспечны всё равно,
ye pamajjanti māṇavā; Хоть и предупреждают их небесные посланники:
Te dīgharattaṁ socanti, И долго будут люди [те тогда] грустить,
hīnakāyūpagā narā. Как только в нижний мир они падут.
Ye ca kho devadūtehi, Но когда люд благой
santo sappurisā idha; В сей жизни извещён посланниками, что пришли с небес,
Coditā nappamajjanti, То без беспечности
ariyadhamme kudācanaṁ. тогда живут они, Благую Дхамму практикуют хорошо.
Upādāne bhayaṁ disvā, Со страхом на цепляние зрят они,
jātimaraṇasambhave; Ведь создаёт оно рождение и смерть.
Anupādā vimuccanti, И без цепляния они освободились,
jātimaraṇasaṅkhaye. Ведь уничтожили рождение и смерть.
Te khemappattā sukhino, Они блаженны, так как спасены,
diṭṭhadhammābhinibbutā; Ниббаны достигают прямо здесь.
Sabbaverabhayātītā, Всякую ненависть и страх преодолев,
sabbadukkhaṁ upaccagun”ti. Они спаслись от всяческих страданий».
Devadūtasuttaṁ niṭṭhitaṁ dasamaṁ.
Suññatavaggo niṭṭhito tatiyo.
Tassuddānaṁ
Dvidhāva suññatā hoti,
Abbhutadhammabākulaṁ;
Aciravatabhūmijanāmo,
Anuruddhupakkilesaṁ;
Bālapaṇḍito devadūtañca te dasāti.